Охранник за конторкой проверил список гостей, увидел имя
Мэтта и вежливо кивнул.
— Мисс Бенкрофт — квартира 505. Я позвоню ей и дам знать,
что вы поднимаетесь. Лифты в этой стороне.
Мередит так нервничала, что руки тряслись, когда она
пыталась расчесать волосы, пышной небрежной волной падавшие ей на плечи.
Отступив от зеркала, она оглядела ярко-зеленую шелковую рубашку и юбку в тон из
шерстяного крепа, затянула тонкий, отделанный позолотой поясок, вдела в уши
большие золотые квадратные серьги и надела на запястье золотой браслет Лицо
показалось ей неестественно бледным, и поэтому Мередит наложила на скулы
немного румян, и как раз собиралась подкрасить губы, когда прозвенел звонок с
охранного пульта, и тюбик выскользнул из ослабевших пальцев, оставляя
коралловую полоску на полированной поверхности туалетного столика. Не обращая
внимания на то, что Мэтт вот-вот появится, она подняла тюбик, поднесла ко рту,
но тут же передумала, закрыла колпачок и бросила тюбик в сумку. Совершенно ни к
чему стараться выглядеть получше для Мэтью Фаррела, у которого даже не хватило
любезности сообщить, куда они идут, чтобы она знала, как одеться! Собственно
говоря, если у него на уме снова затащить ее в постель, чем хуже она будет
выглядеть, тем лучше!
Мередит на подгибающихся ногах пошла к выходу, стоически
выпрямилась, рывком распахнула дверь и, подняв глаза на уровень его груди,
искренне удивилась:
— Я надеялась, что ты опоздаешь.
Мэтт ждал колкой насмешки, но Мередит выглядела такой
чертовски красивой в изумрудно-зеленом наряде, с переливающимися, распущенными
по плечам волосами, что ему пришлось решительно подавить желание рассмеяться и
сжать ее в объятиях.
— И какого же опоздания ты ожидала?
— Месяца на три.
И тут он все-таки рассмеялся низким гортанным смешком,
заставившим Мередит чуть вздернуть подбородок. Но она никак не могла заставить
себя взглянуть ему в лицо.
— Ты уже веселишься? — спросила она, упорно уставясь на широкие
плечи, обтянутые светло-коричневой спортивной курткой, из-под которой
выглядывала кремовая рубашка с открытым воротом, казалось, светившаяся на
загорелой шее.
— Ты прекрасно выглядишь, — спокойно ответил он, игнорируя
ее колкость.
По-прежнему не глядя на него, Мередит круто повернулась и
направилась к шкафу, чтобы взять манто.
— Поскольку у тебя недостало вежливости объяснить, куда мы
поедем, — пробормотала она, обращаясь к шкафу, — я понятия не имела, что
следовало надеть.
Мэтт ничего не ответил, отлично зная, что она закатит сцену,
когда узнает о его планах, поэтому решил промолчать.
— Ты идеально одета, — похвалил он вместо этого.
— Благодарю за крайне содержательный ответ, — процедила
Мередит. Взяв манто, она отступила и тут же уткнулась в грудь Мэтта. — Не
будешь так добр подвинуться?
— Просто хочу помочь тебе надеть манто.
— Спасибо, не стоит, — бросила Мередит, отступая вбок и
поспешно просовывая руки в рукава. — И прошу тебя больше никогда не помогать
мне!
Сильные пальцы сомкнулись на ее руках. Мэтт нежно, но
решительно повернул Мередит к себе лицом — Так будет продолжаться весь вечер? —
спокойно осведомился он.
— Нет, — горько усмехнулась она, — это лучшая его часть.
— Я знаю, ты рассержена… Мередит мгновенно забыла, как
боялась взглянуть на него.
— Не знаешь! — дрожащим от ярости голосом заверила она. —
Тебе только кажется, что знаешь, на самом же деле ты даже представить не в
состоянии!
И, забыв о своей клятве оставаться отчужденной и равнодушной
и надоесть ему до смерти, она почти закричала:
— Ты просил меня довериться тебе, а сам бессовестно
использовал все, о чем я рассказала тебе, выстирал на людях грязное белье!
Неужели искренне считаешь, что можно разрушить мою жизнь во вторник, а в среду
явиться сюда как ни в чем не бывало, и все будет чудесно и замечательно, ты…
бессердечный лицемер?
Мэтт смотрел в потемневшие от бешенства глаза, на миг
охваченный непреодолимым желанием честно признаться, что любит ее, но Мередит
не поверит… особенно после того, что случилось вчера, а если по какой-то счастливой
случайности ему удастся убедить ее, просто использует это против него и
откажется от соглашения. А отпустить ее он не сможет. Вчера Мередит сказала
ему, что между ними ничего не осталось, кроме ужасного прошлого. Мэтту было
отчаянно необходимо время, которого он с таким трудом сумел добиться, время,
чтобы обезоружить ее и доказать, что их теперешние отношения не станут
повторением прошлого. Поэтому вместо объяснений и споров Мэтт предпочел начать
долгую психологическую осаду, целью которой было заставить ее отказаться от
привычки винить в случившемся только его. Взяв у Мередит манто, Мэтт расправил
его:
— Знаю, что кажусь тебе бессовестным лицемером, и не осуждаю
тебя за это. Но по крайней мере постарайся быть справедливой и вспомни: не я
был виновен в том, что случилось одиннадцать лет назад.
Мередит надела манто и молча отступила, но Мэтт положил руки
на ее плечи, повернул лицом к себе и подождал, пока она подняла неприязненно
сощуренные глаза.
— Можешь ненавидеть меня за то, что я делаю сейчас, — сказал
он ей со спокойной убежденностью, но не за прошлое! Я такая же жертва интриг
твоего отца, как и ты сама.
— Ты и тогда был жестоким и безжалостным! — вскинулась
Мередит и, рывком отстранившись, взяла сумочку. — Ты почти не писал, когда был в
Южной Америке.
— Я написал тебе десятки писем, — покачал он головой,
открывая перед ней дверь, и сухо добавил:
— Я даже отправил больше половины. И вряд ли ты имеешь право
упрекать меня в этом, поскольку сама за полгода написала мне всего шесть.
Мередит в оцепенении наблюдала, как его рука поднимается и
нажимает кнопку лифта, повторяя себе, что Мэтт, желая оправдаться, лжет насчет
писем, но какая-то мысль терзала мозг… фраза, которую он произнес, когда звонил
из Венесуэлы. В то время она восприняла это как упрек ее эпистолярному стилю.
«Ты сама не очень-то усердный корреспондент, верно?»
Пока доктор не запретил ей много двигаться, Мередит сама
опускала письма Мэтту в почтовый ящик в конце длинной подъездной аллеи, но
всякий мог открыть ящик и вынуть потом письма — ее отец или слуги-Те пять
писем, что она получила от Мэтта, Мередит взяла сама из рук почтальона, и
только потому, что часами ждала у ящика. Возможно, до Мэтта дошли лишь те
письма, которые она лично отправила по почте.
Ужасное подозрение родилось в душе, и Мередит, сама того не
желая, взглянула на Мэтта, стараясь подавить порыв расспросить его подробнее о
письмах. Двери лифта открылись, и Мэтт провел ее через вестибюль на улицу, где
у обочины стоял «роллс-ройс» темно-бордового цвета, сверкая словно драгоценный
камень в свете уличного фонаря. Мередит скользнула на сиденье, обитое дорогой
желтоватой кожей, и напряженно уставилась перед собой, ожидая, пока Мэтт
включит зажигание. Машина медленно влилась в общий поток. «Ролле» был очень
красив, но Мередит скорее язык себе откусит, чем похвалит машину… и кроме того,
она все еще мучилась мыслями о письмах. Очевидно, Мэтт тоже думал об этом,
потому что, как только они остановились у перекрестка, спросил:
