— Но я не собираюсь отказываться от карьеры…
— Я этого и не ожидал.
— Господи, затем ты все усложняешь? — заплакала она. —
Неужели не можешь оставить мне хотя бы немного гордости? Я пытаюсь объяснить,
что не могу оставаться твоей женой, не вынесу, если мы станем жить вместе, как
этого, очевидно, хочешь ты.
Она говорила так горячо и неподдельно-искренне, что Мэтт
побелел.
— Не возражаешь, если я спрошу, почему? Почему, черт побери?
— Возражаю.
— Но тем не менее хотелось бы выслушать, — напряженно
процедил Мэтт.
При виде заледеневшего лица Мэтта Мередит, словно защищаясь,
скрестила руки на груди, рассеянно растирая их ладонями, как от непереносимого
холода.
— Слишком поздно. Нельзя вернуть прошлое, — начала она.. —
Мы изменились. Ты изменился. Не могу притворяться, что… что совершенно ничего
не испытываю к тебе. Это было бы не правдой. Ты знаешь, я неравнодушна к тебе.
И всегда была… — с жалкой улыбкой призналась Мередит, пристально глядя в серые
непроницаемые глаза, пытаясь найти там понимание и обнаруживая лишь холодное
безразличие. Мэтт явно выжидал, пока она выскажет все, что хотела. — Возможно,
останься мы вместе, все стало бы по-иному, но этому не суждено было случиться
Теперь ты увлекаешься секс-бомбами, кинозвездами и смазливыми европейскими
аристократками, а я не могу соперничать г ними, не могу и не желаю!
— Но я не прошу тебя быть никем, кроме как собой, Мередит.
— Этого тебе недостаточно, — горько вздохнула она. — И я не
могу жить с тобой, зная это, зная, что когда-нибудь ты будешь стремиться к
тому, что я не могу тебе дать.
— Если ты имеешь в виду детей, мне казалось, что мы уже обо
всем договорились.
— Мне так не показалось, но я думаю, ты безрассудно
отказался от радости, которую могут дать дети, только чтобы заставить меня
согласиться со всем, чего ты требуешь. Но сейчас я говорю не о детях, а о
других женщинах! Я никогда не буду той, кто тебе нужен Никогда!
Глаза Мэтта широко раскрылись:
— О чем ты?
— Я как-то пыталась объяснить тебе раньше… все, что я
чувствую, когда мы занимаемся любовью. Мэтт, — пробормотала она, задыхаясь, —
люди… то есть мужчины, считают меня фригидной. Д-даже в колледже они так
думали. Конечно… конечно, они не совсем правы, но я… я не такая, как остальные
женщины.
— Продолжай, — настойчиво попросил Мэтт, но глаза его
зажглись каким-то странным светом.
— Через два года после того как мы расстались, в колледже я
попыталась переспать с одним парнем и потерпела сокрушительное фиаско. Я
возненавидела себя и его. Остальные студентки в кампусе заводили любовников и
наслаждались сексом, но только не я. Я не могла.
— Если бы они прошли через все то, что пришлось вытерпеть
тебе, — перебил Мэтт, охваченный такой нежностью, что был едва способен
выговаривать слова, — вряд ли рвались бы в постель с мужчиной.
— Я тоже так думала, но ошибалась. Паркер вовсе не
неуклюжий, сексуально озабоченный мальчишка-студент, и он… он, кажется, тоже
считает меня не слишком чувственной Правда, не протестует, но тебе… тебе этого
недостаточно.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь, милая.
— Ты просто не замечаешь, что я чувствую себя неловкой и
неумелой. Да я и есть именно такая!
Мэтт проглотил усмешку и мрачно осведомился:
— И неумелой тоже? Неужели все так плохо?
— Гораздо хуже — И это все причины, по которым ты так боишься
вернуться к тому, что было одиннадцать лет назад?
«Ты не любишь меня, черт возьми!»— подумала она.
— По крайней мере те, что я считаю важными, — солгала
Мередит.
Мгновенно успокоившись, Мэтт убедительно ответил:
— Думаю, мы сможем преодолеть все препятствия прямо сейчас.
Я не преувеличивал, когда говорил о детях. И о карьере тоже. Надеюсь, твои
тревоги об этом улеглись. Что же касается других женщин… эта проблема ненамного
сложнее. Знай я, что этот день настанет, поверь, жил бы совершенно по-другому
все эти одиннадцать лет К несчастью, я не могу изменить прошлое, однако готов
поклясться, что оно, это прошлое, не такое уж грязное или бурное, как ты
привыкла считать. И поверь, — добавил он, с нежной улыбкой глядя в ее
запрокинутое лицо, — ты — все, что мне нужно в жизни. Все.
Беспомощно, как бабочка к огню притягиваемая хрипловатыми
нотками в его голосе и чувственным, неотразимым блеском глаз, Мередит молча
наблюдала, как Мэтт сбрасывает спортивную куртку и швыряет ее на диван, но,
совершенно ошеломленная его словами, не понимала смысла происходящего.
— И выбрось из головы все мысли о фригидности. Это чистый
абсурд. Воспоминания о том, что я испытал в постели с тобой, преследовали меня
все эти годы. И если считаешь, что ты одна чувствовала себя неуверенно всегда,
когда мы были вместе, то ошибаешься. Я не раз чувствовал себя ни на что не
пригодным. Как бы часто я ни твердил себе, что не нужно торопиться, следует
попытаться дать тебе настоящее наслаждение, так и не смог ничего поделать,
потому что стоит мне прикоснуться к тебе, и я теряю голову от желания.
Слезы радости и облегчения обожгли ее глаза. Он хотел
сделать ей дорогой подарок на день рождения, но слова его были куда более
драгоценным даром, так много значившим для нее. Мередит зачарованно слушала,
как он шепчет:
— Телеграмма твоего отца терзала меня много месяцев. Я
мучился, повторяя себе, что ты наверняка осталась бы со мной, если бы я любил
тебя больше, лучше, сильнее…
Неожиданная улыбка осветила его мужественное лицо, а в
голосе появилась шутливая торжественность:
— Надеюсь, вопрос о фригидности больше не возникнет.
Мэтт заметил, как на бледных щеках Мередит вспыхнули красные
пятна. Очевидно, его слова подействовали на нее.
— Остается лишь одна крошечная причина, из-за которой ты не
хочешь оставаться моей женой.
— Какая именно?
— Ты считаешь себя неумелой и…
— Неуклюжей, — рассеянно вставила она, пристально глядя, как
он лениво развязывает галстук. — И… и ничтожной.
— Представляю, как все это должно было на тебя
подействовать, — с притворной мрачностью согласился Мэтт. — Но, думаю, скоро
твои сомнения рассеются.
Он расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.
— Что ты делаешь? — возмутилась Мередит, широко раскрыв
глаза.
