— Ну а теперь: кто где будет спать ночью?
— Как по-твоему, те репортеры, которые видели, как ты вошел
сюда, все еще торчат под дверью?
— Возможно, один-два, из самых упрямых. Мередит прикусила
губу, не в силах попросить его уйти, но зная, что Мэтт не должен оставаться.
— Тогда ты не можешь ночевать здесь, верно?
— Очевидно, нет, — процедил он таким тоном, что Мередит со
стыдом почувствовала себя последней трусихой.
Мэтт заметил, как мрачно потемнели ее глаза, и наконец
улыбнулся:
— Хорошо, отправлюсь домой и проведу ночь один. Это мне
наказание за то, что вчера подрался с Паркером. Кстати о драке. Правда, виноват
я, потому что именно мое замечание заставило твоего подвыпившего жениха
броситься на меня, но, поверь, я сам не сознавал, что происходит, потому что
все это время смотрел на тебя, а в следующую секунду краем глаза заметил кулак,
летящий прямо в лицо. Мне показалось, что это какой-то пьяница в баре решил»
немного развлечься, и я действовал чисто инстинктивно.
Мередит подавила невольную дрожь, запоздало ужасаясь
убийственной скорости, жестокости, с которой Мэтт свалил с ног Паркера…
бешеному выражению его лица в ту секунду, когда он сообразил, что на него
напали. Но она тут же постаралась избавиться от неприятных мыслей. Мэтт никогда
не был и не будет тем лощеным, элегантным, воспитанным мужчиной, к обществу
которых она привыкла. С самого детства он вел тяжелую жизнь среди грубых,
безжалостных людей и вырос упорным и беспощадным. Но только не с ней, думала
она с нежной улыбкой и, протянув руку, откинула с его виска темную прядь.
— Если ты думаешь, — мрачно заметил он, — что стоит тебе вот
так улыбнуться, и заставишь меня согласиться на все, ты права.
И он немедленно стал самим собой, непроницаемым и
бесстрастным:
— Однако, хотя я намерен держать пока наши отношения в
секрете, включая и тайные посещения твоего дома, я собираюсь проводить с тобой
много времени, включая и ночи. Я добуду для тебя пропуск, чтобы ты могла сразу
спускаться в подземный гараж. И если понадобится, сам стану у дверей, чтобы
отвлечь проклятых репортеров, когда ты поднимаешься наверх.
Он выглядел таким расстроенным перспективой иметь дело с
назойливыми представителями прессы, что Мередит не выдержала и преувеличенно
благодарным тоном спросила:
— Ты сделал бы это? Ради меня?
Но вместо того чтобы рассмеяться, Мэтт принял вопросы
всерьез и крепко обнял ее:
— Ты и представления не имеешь, — свирепо прошептал он, — на
что я готов пойти ради тебя!
Его рот приоткрыл ее губы в исступленном, грубом, безумном
поцелуе, лишившем ее способности дышать и мыслить. И когда Мэтт поднял голову,
Мередит прильнула к нему.
— Ну вот, теперь, когда ты почти так же несчастна по поводу
сегодняшней ночи, как и я, — добавил он с мрачным юмором, — попытаюсь выбраться
отсюда прежде, чем репортеры, стерегущие у дверей, решат отправиться домой и
позволят нам вместе провести ночь Мередит проводила его до двери, со стыдом
сознавая, что он прав: после этого поцелуя ей до боли хотелось провести ночь в
его объятиях. Она не сводила глаз с Мэтта, пока он надевал пиджак и повязывал
галстук. Одевшись, он понимающе поднял брови;
— Тебя что-то мучит?
Да, она терзалась желанием вновь ощутить его губы на своих.
Воспоминания о бурных, ослепительно прекрасных минутах, проведенных ими в
постели, не давали покоя, и Мередит Бенкрофт с томно-зазывной улыбкой схватила
мужа за галстук, медленно потянула к себе, дерзко глядя в затуманенные желанием
глаза, и когда Мэтт был совсем близко, приподнялась на носки и одарила его
поцелуем, от которого Мэтт задохнулся.
После его ухода Мередит закрыла дверь и, прислонившись к
ней, закрыла глаза, мечтательно улыбаясь. Губы припухли после жгучего поцелуя,
волосы растрепаны его любящими руками, щеки горят. Она ощущала себя женщиной,
которую только сейчас любил мужчина, любил страстно, и она отвечала ему
свободно и раскованно. Сны стали явью.
Она продолжала улыбаться при мысли о тех нежных, бесстыдных
словах, которые Мэтт говорил ей, в ушах звучал глубокий низкий голос:
— Я люблю тебя.
— Я никому не дам тебя обидеть.
— Ты и представления не имеешь, что я готов сделать для
тебя!
В сорока милях к северо-востоку от Бельвиля, штат Иллинойс,
еще одна патрульная машина, скрежеща тормозами, остановилась рядом с
остальными, скопившимися на окруженном деревьями отрезке уединенной проселочной
дороги. Красно-синие сигнальные огни неестественным блеском мерцали в темноте.
В небе слышался шум полицейского вертолета, освещавшего путь поисковой группе и
полицейским с собаками, которые прочесывали лес в поисках улик. В неглубокой
канавке на обочине следователь нагнулся над телом человека средних лет.
Перекрикивая треск мотора и рев вертолетных лопастей, он окликнул местного
шерифа.
— Вы зря тратите время с вашими поисковыми партиями, Эммет.
Даже днем никаких улик тут не найдешь. Этого парня выбросили из машины или
грузовика, и тело скатилось сюда.
— Ошибаетесь! — торжествующе воскликнул Эммет и, направив
луч фонарика на какой-то предмет, поднял его.
— Черта с два! Говорю же, кто-то избил этого типа до
полусмерти и вышвырнул на дорогу.
— Ошибаетесь, — повторил Эммет, подходя к следователю. —
Глядите-ка, бумажник!
Следователь мотнул головой в сторону мертвеца:
— Его?
— Посмотрим, — ответил шериф, и, осветив фонариком фото на
водительских правах, поднял одеяло с лица потерпевшего.
— Его! — торжествующе провозгласил он, поднося права поближе
к свету.
— Черт! И не выговоришь! Какое-то иностранное имя —
Станислас… Шпигальски.
— Станис… — пробормотал следователь. — Это не тот
мошенник-адвокат, которого сцапали недавно в Бельвиле?
— Клянусь Богом, вы правы!
Глава 49
Мэтт, перекинув через одну руку пальто и держа портфель в
другой, остановился у стола секретаря, помогавшей ему подготовить конференц-зал
к приезду Мередит.
— Доброе утро, мистер Фаррел, — поздоровалась Джоанна.
Раздраженный едва скрытой неприязнью в голосе и откровенно
недовольной физиономией, Мэтт мысленно отметил, что девушку необходимо
перевести отсюда как можно скорее, и, вместо того чтобы вежливо осведомиться,
хорошо ли она провела уик-энд, сухо объявил:
