— Мне нужно радио, — без предисловий объявил Мэтт,
ворвавшись в кабинет Эндерсона, и, увидев на подоконнике приемник, включил его.
— Саперы обыскивают «Бенкрофт», — продолжал он рассеянно. — Эвакуировали людей
из всех трех магазинов.
Мэтт ужинал с Томом в прошлый вторник после бурного спора с
Мередит и в тот вечер рассказал старому другу обо всем, что случилось
одиннадцать лет назад. И теперь, растерянно глядя на Тома, пояснил:
— Она не желает уходить из чертова универмага. Том подскочил
от неожиданности:
— Господи! Но почему?!
В кабинете раздался звонок. Это Мередит решила сказать
Мэтту, что спустилась вниз. Они все еще разговаривали, когда диктор сообщил по
радио, что в нью-орлеанском филиале найдена бомба. Именно Мэтт обрадовал
Мередит, объявив ей новости, а через час пришло известие, что бомба обнаружена
и в далласком филиале и еще одна, третья, обезврежена в отделе игрушек
чикагского универмага.
Глава 50
Филип, нерешительно опершись о завиток фигурных железных
ворот, стоял у живописной маленькой виллы, где Кэролайн Эдварде Бенкрофт
прожила почти тридцать лет. Построенная на вершине высокого каменистого холма,
она выходила фасадом на сверкающую водную гладь гавани, где пришвартовался
сегодня утром его корабль. Вилла утопала в цветах и зелени, создававших
атмосферу покоя и красоты, и Филипу трудно было представить, что его бывшая
распутная жена-киноактриса счастливо живет в относительном уединении от всего
мира.
Дом был подарен ей Домиником Артуро, итальянцем, с которым
Кэролайн была в связи еще до того, как вышла замуж, и теперь, вероятно,
истратила до гроша все, что муж обязался ей выплатить по соглашению после
развода, иначе не жила бы здесь. Конечно, Кэролайн получала дивиденды от пакета
акций «Бенкрофт энд компани», но не имела права ни продать их, ни перевести на
чье-то имя. Все, на что она имела право, — голосовать своей долей акций, и
неуклонно делала это в полном соответствии с рекомендациями совета директоров
Только это и знал о ней Филип, поскольку все эти годы следил за тем, как она
голосует.
И по-видимому, теперь Кэролайн пытается жить исключительно
на дивиденды, потому что только бедность могла заставить его любящую
развлечения жену жить здесь.
Филип вовсе не намеревался идти сюда, пока эта глупая баба
за капитанским столиком не спросила, не захочет ли сосед посетить друзей. И как
только она вбила эту мысль ему в голову, Филип уже не мог думать ни о чем
другом. Он стал старше, и жить осталось немного. И неожиданно ему захотелось
помириться с женщиной, которую любил когда-то. Она изменяла ему, и он отомстил,
отняв у нее дочь и вынудив навсегда покинуть страну и никогда больше не
приближаться ни к нему, ни к Мередит. В то время это было справедливым. Но
теперь, когда смерть стояла совсем близко, такое возмездие казалось несколько…
жестоким. Возможно.
Однако при виде ее жилища ему расхотелось входить. И
причиной этого, как ни странно, была жалость. Филип знал, что ее самолюбию
будет нанесен жесточайший удар, если он увидит, как она живет. Все эти годы он
воображал, что она купается в роскоши, выглядит такой же элегантной и красивой
и вращается в вихре тех же светских удовольствий. Но женщина, обитающая здесь,
несомненно, превратилась в отшельницу и старую клячу, которая провела все эти
годы одна, ничего не делая, только наблюдая за кораблями, входившими в порт,
или делая покупки в маленькой соседней деревушке. Плечи Филипа опустились от
странного отчаяния, тоски по давно забытым мечтам и загубленной жизни. Он
шагнул по узкой тропинке, вьющейся вниз по холму.
— Филип, ты прошел слишком долгий путь, чтобы повернуть
обратно, — раздался за спиной незабываемый голос.
Голова Филипа резко дернулась, и тут он увидел ее,
неподвижно стоявшую под деревом на склоне холма с корзиной цветов в руке.
Она направилась к нему грациозной легкой, походкой; светлые
волосы были покрыты крестьянской косынкой, которая почему-то ей очень шла. На
Кэролайн не было косметики, и она выглядела гораздо старше, но куда красивее,
чем раньше. Неудовлетворенное выражение сменилось умиротворенностью, и теперь
она, как ни странно, больше походила на Мередит, чем много лет назад, когда ей
тоже было тридцать. И ноги., у нее по-прежнему фантастически стройные нот!
Филип уставился на бывшую жену, чувствуя, как его ненадежное
сердце бьется немного быстрее и чаще обычного, и не мог придумать что сказать —
все казалось таким вульгарным и банальным. И поэтому он рассердился на себя еще
больше.
— Ты постарела, — без обиняков сообщил он. Но Кэролайн, не
обидевшись, тихо рассмеялась.
— Как мило с твоей стороны сказать именно это.
— Я случайно оказался по соседству… — Он кивком показал на
корабль в гавани, понял, как по-дурацки звучат его слова, и угрюмо нахмурился,
потому что Кэролайн, кажется, забавлялась его смущением.
— Что заставило тебя покинуть магазин? — осведомилась она,
положив руку на засов, но не открывая ворота.
— Взял отпуск. Больное сердце.
— Я знаю, что ты болел. По-прежнему читаю чикагские газеты.
— Можно войти? — неожиданно для себя спросил Филип и,
вспомнив, что она не может жить без мужчин, ехидно добавил:
— Или ждешь гостей?
— Хорошо сознавать, что все и вся в этом мире изменяется,
все, кроме тебя — такой же ревнивый и подозрительный, как всегда, — заметила
она, открывая ворота. Филип последовал за ней, уже жалея о том, что пришел.
Каменные полы были покрыты яркими ковриками и огромными
вазами, в которых росли цветы. Кэролайн кивком показала на кресло.
— Не хочешь сесть?
Филип кивнул, но вместо этого подошел к выходившему на
гавань окну.
— Как ты живешь? Все в порядке? — наконец удалось ему
выговорить.
— Все хорошо, спасибо.
— Удивляюсь, как это Артуро не мог подарить тебе кое-что
получше, чем эта хижина.
Кэролайн ничего не ответила, и это побудило Филипа упомянуть
о ее последнем любовнике, том, из-за которого они развелись.
— Спирсон ведь был всего-навсего нищим ничтожеством, не так
ли, Кэролайн? Только и мог зарабатывать на жизнь уроками верховой езды и
выездкой лошадей!
Невероятно, но она улыбнулась его словам и, налив себе бокал
вина, молча пригубила, глядя на Филипа огромными голубыми глазами. Застигнутый
врасплох и чувствуя себя безнадежным грубияном и глупцом, Филип не мигая
встретил ее взгляд.
— Неужели ты уже закончил? — спокойно осведомилась она —
По-моему, у тебя в запасе еще с дюжину обвинений в моей воображаемой неверности
и изменах, которые ты готов швырнуть мне в лицо. Очевидно, даже через тридцать
лет они не дают тебе покоя.
