— Не смей говорить со мной как с выжившим из ума инвалидом!
— предупредил он, но голос звучал натянуто, и Мередит показалось, что он
глотает таблетки. — Я жду ответа насчет Фаррела.
— Не думаю, что стоит обсуждать это по телефону.
— Прекрати заговаривать мне зубы, будь ты проклята! —
буйствовал он, и Мередит поняла, что лучше объяснить все начистоту и не
пытаться откладывать разговор, поскольку отец из-за ее уклончивости все больше
выходил из себя.
— Хорошо, раз ты этого хочешь, — спокойно произнесла она и
остановилась, лихорадочно соображая, как лучше все объяснить. Видимо, стоит
прежде всего избавить его от тревог по поводу того, что дочь обнаружила
подлость, которую он сделал одиннадцать лет назад, разлучив ее с мужем, и
потому Мередит начала именно с этого:
— Я понимаю, что ты любишь меня и сделал то, что считал
нужным, одиннадцать лет назад, но…
Филип ничего не ответил, поэтому Мередит осторожно добавила:
— Я говорю о телеграмме, которую ты послал Мэтту, Ту, где
сообщалось, что я сделала аборт и подаю на развод. Я все знаю об этом…
— Где ты сейчас, черт побери? — с подозрением осведомился отец.
— Дома у Мэтта.
Голос отца дрожал от ярости и еще, как показалось Мередит,
от страха. Панического страха.
— Я возвращаюсь домой. Самолет вылетает через три часа.
Держись от него подальше! Не доверяй ему!
Ты не знаешь этого человека! — И с уничтожающим сарказмом
добавил:
— Попробуй продержаться и не вылететь в трубу до того, как я
успею оказаться в Чикаго.
Он с силой швырнул трубку, и Мередит, медленно повесив свою,
взглянула на Мэтта, по-прежнему стоявшего к ней спиной и словно обвинявшего ее
за то, что она не встала открыто на его сторону.
— Ну и денек! — с горечью пробормотала она. — Полагаю, ты
разозлился, потому что я не сказала ему всей правды.
Мэтт, не оборачиваясь, поднял голову и устало потер затекшую
шею.
— Нет, Мередит, — упавшим голосом произнес он. — Просто
пытаюсь убедить себя, что ты не отступишься от меня, когда он вернется, не
начнешь сомневаться во мне или, что хуже, не станешь взвешивать, что
приобретешь и что можешь потерять, оставшись со мной.
— О чем ты? — удивилась Мередит, подходя к нему.
Мэтт мрачно, исподлобья оглядел Мередит.
— Все это время я пытался представить, что он сделает, когда
приедет и обнаружит, что ты решила остаться со мной. И только сейчас понял.
— Мэтт, — мягко повторила она, — о чем ты?
— Твой папаша собирается выкинуть козырную карту. Он
заставит тебя сделать выбор — я или он, «Бенкрофт энд компани» вместе с постом
президента или ничего, если ты предпочтешь меня. И я не уверен, — добавил он, прерывисто
вздыхая, — какой путь ты выберешь.
Мередит была слишком измучена, слишком устала, чтобы
задумываться над еще не возникшей проблемой.
— До этого не дойдет, — пообещала она, поскольку была твердо
уверена в том, что убедит отца примириться с Мэттом.
— Кроме меня, у него никого нет, и отец по-своему любит
меня, — дрожащим голосом уговаривала она Мэтта, умоляя его не осложнять и без
того непростую ситуацию. — И поэтому он будет рвать и метать и даже угрожать
мне, но когда-нибудь обязательно остынет и смирится. Мэтт, пожалуйста, поставь
себя на его место. Представь, что твоя восемнадцатилетняя Дочь, которую ты всю
жизнь охранял от грубой реальности и уродств жизни, встречает мужчину гораздо
старше себя, которого ты считаешь охотником за приданым. И этот мужчина лишает
ее девственности и награждает ребенком. Что бы ты испытывал к нему?
Немного поколебавшись, Мэтт сухо признался:
— Я бы возненавидел его!
И в тот момент, когда Мередит показалось, что она выиграла
спор, Мэтт добавил:
— Но попытался бы примириться с ним ради дочери. И уж точно
не стал бы калечить ей жизнь, заставляя ее думать, что муж бросил ее, не стал
бы подкупать его, чтобы он действительно ушел.
Мередит тяжело вздохнула:
— Он и это сделал?
— Да. В тот день, когда мы впервые приехали к тебе домой.
— И что ты ответил?
Мэтт посмотрел в огромные встревоженные глаза, ободряюще
улыбнулся и обнял ее.
— Я сказал, — пробормотал он, наклоняя голову, чтобы
прижаться к ее губам, — что ему не стоит вмешиваться в нашу жизнь. Но, —
продолжил он хрипло, покусывая мочку ее уха и ощущая, как она тает в его
объятиях, — немного не такими словами.
Наступила полночь, когда Мэтт проводил ее к машине. Усталая
после трудного дня и опьяненная его ласками, Мередит нехотя уселась за руль.
— У тебя хватит сил вести машину? — спросил он, не давая ей
закрыть дверцу.
— Едва-едва, — мечтательно улыбнулась она, вставляя ключ в
зажигание. Мотор заработал одновременно с радио и обогревом.
— В пятницу я даю вечер в честь вокального состава оперы
«Ночной призрак», — сообщил он. — Придут многие из твоих знакомых. Моя сестра
тоже будет и не мешало бы, пожалуй, позвать твоего адвоката. Думаю, эти двое
неплохо поладят.
Он поколебался, словно боясь задать вопрос, и Мередит
шутливо объявила:
— Если это приглашение, я вынуждена согласиться.
— Я не хочу, чтобы ты была гостьей. Сбитая с толку и
сконфуженная, Мередит уставилась на руль.
— Вот как?
— Я хотел бы, чтобы ты была хозяйкой в моем доме, Мередит.
И тут она поняла причину его колебаний. Мэтт просил ее
выполнить роль хозяйки и тем самым неофициально объявить, что они по-прежнему
муж и жена. Взглянув в бездонные серые озера его глаз, она беспомощно
улыбнулась:
— Черный галстук
[7]
?
— Да, а почему ты спрашиваешь?
— Потому, — лукаво улыбнулась она, — что, хозяйке крайне
важно быть одетой, как полагается к случаю.
С похожим на смех стоном Мэтт вытащил ее из машины, обнял и
завладел губами в долгом страстном поцелуе, не зная, как еще выразить
благодарность и облегчение. Он продолжал целовать ее, когда диктор объявил по
радио, что тело Станисласа Шпигальски, арестованного за мошенничество и обман
клиентов, среди которых были Мэтью Фаррел и Мередит Бенкрофт, найдено в канаве
на обочине проселочной дороги, недалеко от Бельвиля, штат Иллинойс.
