Он собирался также подать в суд на тебя, сенатора Дениса и
Саутвилльскую комиссию.
И, заметив, что Филип побледнел, поспешно добавила.
— Все уже улажено. Иск не будет подан, и Мэтт продает нам
участок за двадцать миллионов.
Мередит наблюдала за отцом, надеясь, что он немного
смягчится, но лицо его застыло от усилий сдержать ярость и ненависть, и она
вновь опустила глаза в ежедневник, бесцельно переворачивая страницы.
Обрадованная тем, что следующий вопрос не касался Мэтта, она продолжила — Сэм
Грин считает, что за последнее время на бирже возник необычный интерес к нашим
акциям. До последней недели цена неуклонно росла и только потом начала падать
из-за истории с бомбами. Со дня на день мы должны узнать имена наших новых
акционеров и какими пакетами они владеют.
— Сэм, случайно, не употребил слово «захват»?
— Да, — неохотно обронила Мередит и перевернула следующую страницу.
— Но все решили, что это, возможно, ложная тревога, потому что сейчас мы —
невыгодное приобретение. Как ты знаешь, у нас уже был один звонок о якобы
подложенной в нью-орлеанский магазин бомбе. Цифры продаж снизились на несколько
дней, а потом все пришло в норму.
Затем Мередит перечисляла все, что случилось за последние
дни, включая звонок Паркера относительно нового кредитора — Это все о бизнесе,
— заключила она наконец, вглядываясь в отца и тревожась, что его больное сердце
не выдержит такого напряжения.
Филип был похож на каменную статую, но цвет лица изменился к
лучшему.
— Теперь речь пойдет о личных делах, особенно о Мэтью
Фарреле. — И намеренно вызывающе добавила:
— Надеюсь, ты сумеешь спокойно выслушать меня?
— Да, — бросил он. Чуть смягчив голос, Мередит сообщила:
— Когда я обнаружила, что именно он купил хаустонский
участок, сразу же отправилась к нему домой, чтобы объясниться. Но Мэтта дома не
было. Я застала только его отца, который велел мне держаться подальше от Мэтта
и обвинил в том, что я стараюсь разрушить его жизнь и что одиннадцать лет назад
я сделала аборт.
Филип сцепил зубы, но Мередит спокойно продолжала:
— Тогда я поехала к Мэтту на ферму, и вместе мы сумели
обнаружить, что ты сделал с нами, включая запрет видеть меня в госпитале. Правда,
у меня было время подумать, — добавила она, печально улыбаясь, — и я поняла,
что ты, очевидно, был уверен, будто защищаешь меня от человека, которого считал
охотником за приданым, авантюристом, пытавшимся обманом пролезть в наше
общество Тебе не следовало вмешиваться в мою жизнь, отец. Я любила его и так и
не сумела пережить боль от сознания того, что он мог бросить меня и ребенка.
Поверь, ты ранил меня куда больнее, чем это когда-либо удалось бы Мэтту. Но ты,
конечно, не хотел этого, — вздохнула она, пристально глядя в ожесточенное лицо
отца.
Филип не шевельнулся и не сказал ни слова. Мередит покачала
головой:
— Через неделю после моей поездки к Мэтту того мошенника
адвоката, которого ты нанял, арестовали, и он начал называть имена клиентов,
что и вызвало такое волнение в прессе. Все газеты кричали обо мне, Мэтте и
Паркере. Мэтту пришлось внести за него залог и увезти подальше от репортеров.
Мы пытались спустить скандал на тормозах, поэтому и дали пресс-конференцию, где
делали вид, что все хорошо и наши отношения по-прежнему остаются дружескими.
Но, к несчастью, на прошлой неделе мы решили отпраздновать день моего рождения,
и Паркер слишком много выпил… словом, завязалась драка, и мы снова попали в
газеты. Это почти все, что я могу сказать, — докончила она, отчаянно пытаясь
принять шутливый тон, — если не считать того, что после пресс-конференции
покупатели валом повалили в магазин, так что, возможно, репортеры сделали нам
неплохую рекламу.
Но отец не улыбнулся, а когда наконец заговорил, голос его
дрожал от недоверчивой ярости.
— Ты разорвала помолвку с Паркером?
— Да.
— Из-за Фаррела?
— Да, — повторила Мередит и с абсолютной убежденностью
добавила:
— Я люблю его.
— В таком случае ты безмозглая идиотка!
— И он любит меня.
Отец вскочил со стула, презрительно кривя губы:
— Этому чудовищу не нужны ни ты, ни твоя любовь! Все, чего
он добивается, — отомстить мне!
Тон его ранил больнее слов, но Мередит не отступала:
— Мэтт понимает, что пока я не могу переехать к нему,
особенно после моего публичного заявления о том, что мы едва друг друга знаем и
никакой возможности примирения не существует. Но факт остается фактом, —
заключила она со спокойной решимостью, — вам придется научиться признавать
существование обоих. Не стану притворяться, будто Мэтт не сердит на тебя за
прошлое, но он любит меня и поэтому простит все обиды и, вероятно, даже
попытается подружиться с тобой…
— Он обещал тебе это, Мередит?
— Нет, — честно призналась она, — но…
— Тогда позволь передать его слова, сказанные одиннадцать
лет назад, — проскрипел Филип, упираясь кулаком в стол. — Этот ублюдок
предостерег меня… угрожал в моем же доме, что если кто-то встанет между ним и
тобой, он купит меня с потрохами и похоронит. Одиннадцать лет назад у него не
было и десяти тысяч долларов, поэтому в то время это звучало пустой угрозой… но
не сейчас, клянусь Богом!
— Но что сделал ты, если он смог сказать такое? —
требовательно спросила Мередит, уже угадав ответ.
— Не стану скрывать: я попытался откупиться от Фаррела, и
когда он отказался от денег, ударил его!
— И он ответил? — охнула Мередит, не веря, что Мэтт способен
на это.
— Не настолько он глуп! Мы находились в моем доме, я бы
немедленно вызвал полицию! Кроме того, он боялся оттолкнуть тебя, напав на
твоего отца. Фаррел знал, что ты унаследуешь от деда миллионы, и намеревался
прибрать все к рукам. Он предупредил меня, что произойдет, если я встану на его
пути, и теперь намеревается отомстить.
— О нет, это было пустой угрозой, — медленно произнесла
Мередит, пытаясь поставить себя на место Мэтта и отчетливо представляя, что он
должен был чувствовать. — А чего ты, собственно, ожидал? Что он молча позволит
тебе унижать и запугивать его, а потом еще и поблагодарит за это? В нем столько
же гордости, сколько и в тебе, не говоря уже о силе воли. Поэтому вы и не
выносите друг друга.
Филип молча открыл рот — такой наивности он не ожидал. Он
долго изумленно смотрел на дочь. Гнев куда-то исчез.
— Мередит, — почти мягко начал он, — не понимаю, ведь ты
умная молодая женщина и в то же время ухитрилась остаться доверчивой глупышкой
там, где дело касается Фаррела! Сидишь здесь, сообщаешь о неприятностях, так
повлиявших на наш бизнес, и тебе даже в голову не приходит, что все они,
включая и угрозы взрыва, совпадают по времени с вторжением Фаррела в нашу
жизнь!
