Она встала, чувствуя как подгибаются ноги, и оглядела обоих
мужчин:
— Это еще не означает, что его можно обвинить в организации
взрывов и убийстве!
— Не понимаю, как я мог поверить, что моя дочь обладает хоть
каплей разума! — процедил Филип вне себя от ярости. — но тот подонок уже
завладел участком в Хаустоне, который мы собирались купить, и кто знает,
сколько акций уже успел прибрать к рукам! По крайней мере достаточно, чтобы
претендовать на место в совете директоров, и…
— Уже поздно, — напряженно перебила Мередит, складывая
документы в портфель. — Я отправляюсь домой и попытаюсь работать там. Вы и Марк
можете продолжать это… охоту на ведьм без меня.
— Держись подальше от него, Мередит, — предостерег отец,
когда она направилась к двери. — Иначе можешь оказаться соучастницей всей этой
грязи. К пятнице мы будем иметь достаточно доказательств, чтобы передать дело в
руки властей…
Мередит обернулась, стараясь окинуть отца презрительным
взглядом.
— Каких властей?
— Комиссии по ценным бумагам и биржам, конечно. Если он
приобрел хотя бы пять процентов наших акций, а я твердо уверен в этом, значит,
черт возьми, нарушил правила комиссии, поскольку никого об этом не уведомил. А
если он нарушил этот закон, полиция уже не посчитает, что он чист как только
что выпавший снег, когда речь зайдет о смерти этого адвоката или подложенных
бомбах…
Мередит вышла и закрыла за собой дверь. Она сама не
понимала, как хватило сил улыбаться и желать спокойной ночи служащим, которых
встретила на пути к подземному гаражу, и лишь когда уселась за руль подаренного
Мэттом автомобиля, самообладание куда-то испарилось. Сжав обеими руками руль,
она, дрожа в ознобе, тупо уставилась на бетонную стену, уговаривая себя, что
зря волнуется и у Мэтта, конечно, найдется разумное логическое объяснение. Она
не станет, конечно, не станет обвинять мужа только на основании косвенных улик!
Мередит повторяла это снова и снова, словно песню. Или
молитву. Постепенно дрожь унялась, и Мередит повернула ключ зажигания. Мэтт
невиновен, она чувствовала это всеми фибрами души, она не опозорит его
сомнениями.
Но, несмотря на благородную решимость, страхи и сомнения не
желали рассеиваться, и к тому времени, как Мередит переоделась, она снова
начала терзаться тревожными мыслями и была не в состоянии ни на чем
сосредоточиться. Она открыла портфель, рассеянно вынула смету отдела рекламы и
поняла, что в таком состоянии работать бесполезно. Если бы она смогла
поговорить с Мэттом! Увидеть его лицо, глаза, услышать голос… И она сразу
убедится, что он не мог сделать то, в чем обвиняет его отец!
Она все еще повторяла себе, что единственной причиной
непреодолимого желания встретиться с Мэттом была потребность успокоить
разыгравшееся воображение, когда нажимала звонок рядом с двойными дверями его
пентхауса. Мэтт уже внес ее имя в список постоянных посетителей, поэтому не мог
знать, что она должна прийти. Джо О'Хара открыл дверь; некрасивое лицо
осветилось широкой улыбкой при виде Мередит.
— Привет, миссис Бенкрофт, как поживаете? Вот Мэтт
обрадуется! Небось заждался! — объявил он, но — тут же, понизив голос, заглянул
ей за спину:
— Вы никак еще не решились приехать с вещами?
— Боюсь, что нет, — покачала головой Мередит, беспомощно
улыбаясь столь невероятной дерзости. В холостяцком хозяйстве Мэтта Джо выполнял
множество функций: был не только его шофером и телохранителем, но отвечал на
звонки, открывал двери и даже иногда готовил ужин. Теперь, когда Мередит
немного привыкла к его габаритам и темному недоброму лицу, он напоминал ей
игрушечного медведя, хотя отнюдь не безопасного.
— Мэтт в библиотеке, — объявил он, закрывая дверь. — Он
принес домой кучу работы, но совсем не станет возражать, если ему помешают.
Хотите, отведу вас к нему?
— Нет, спасибо, — мимоходом улыбнулась Мередит. — Я знаю
дорогу.
В дверях библиотеки она помедлила, мгновенно успокаиваясь и
с облегчением глядя на Мэтта. Сидя на кожаном диване и положив ногу на ногу, он
читал какие-то документы, делая заметки на полях. На столе перед ним были
разложены какие-то бумаги. Подняв глаза, он увидел Мередит, и внезапное
волшебство его белозубой улыбки заставило сердце тревожно забиться.
— Должно быть, сегодня у меня счастливый день! — воскликнул
он, поднимаясь к ней навстречу. — Я думал, ты не сможешь приехать сегодня:
кто-то говорил насчет неотложных дел и необходимости выспаться хотя бы одну
ночь. Видимо, слишком самонадеянно мечтать о том, что ты привезла с собой
чемоданы?
Мередит попыталась рассмеяться, но смех звучал деланно даже
в ее собственных ушах.
— Джо спросил то же самое.
— Мне давно следовало бы уволить его за наглость, — пошутил
Мэтт, притягивая ее к себе, чтобы наградить жадным поцелуем. Мередит попыталась
ответить, но сердце не отзывалось на ласку, и Мэтт это почувствовал. Подняв
голову, он несколько мгновений озадаченно рассматривал Мередит.
— У меня такое чувство, — сказал он, — что мыслями ты где-то
далеко-далеко…
— У тебя, очевидно, куда лучше развита интуиция, чем у меня.
Его ладони скользнули по ее рукам, но Мэтт мгновенно
отпустил ее и отступил, слегка хмурясь:
— Что это должно означать?
— Это означает, что я далеко не так хорошо угадываю твои
мысли, как ты — мои, — почти вызывающе ответила Мередит и немедленно вспомнила
о том, что ехала сюда, чтобы убедиться в невиновности Мэтта. Но прежде она
хочет получить ответы на некоторые вопросы.
— Почему бы нам не перейти в гостиную? Там куда удобнее, и
ты сможешь объяснить, в чем дело.
Мередит кивнула и последовала за ним, но как только они
очутились в гостиной, Мередит поняла, что слишком тревожится, чтобы сесть, и
слишком смущена, чтобы глядеть ему в глаза, когда душу тяготит бремя
невысказанных сомнений. Неловко поеживаясь под испытующим взглядом Мэтта, она
рассеянно осматривала комнату… старые фотографии матери, отца и сестры в рамках
на великолепном мраморном столике… переплетенный в кожу альбом для снимков,
лежащий рядом. Чувствуя, как она напряжена, Мэтт продолжал стоять и наконец
озадаченно и чуть резко спросил:
— Что у тебя на уме?
Застигнутая врасплох, Мередит вздрогнула и честно высказала
все, что так тревожило ее в эту минуту.
— Почему вчера вечером ты ничего не сказал мне о том, что в
полиции допрашивали тебя в связи со смертью Шпигальски? Как ты мог провести со
мной почти всю ночь и ни единым словом не выдать, что ты… тебя подозревают в
убийстве?
— Я ничего не сказал, потому что у тебя и без меня было
достаточно проблем. Кроме того, полиция допрашивает многих клиентов Шпигальски,
и меня никто ни в чем не подозревает.
