— Никто не узнает, что ты на стипендии, если сама не
скажешь, — начала Мередит, но тут же побледнела от гнева и обиды:
— Не думала, что ты считаешь меня «богатым снобом» или
«избалованной…. избалованной стервой».
— Послушай себя, не можешь слово «стерва» произнести, чтобы
не поперхнуться! Подумаешь, святоша! Маменькина дочка!
— Это ты сноб, Лайза, не я, — возразила Мередит тихо,
безнадежно. — Все видишь с точки зрения денег. Тебе не стоит беспокоиться о
том, что не приживешься в Бенсонхерсте. Это я нигде и ни с кем не могу ужиться,
с самого детства была белой вороной.
Она произнесла это со спокойным достоинством, доставившим бы
огромное удовольствие отцу, если бы он слышал дочь, и, повернувшись, вышла на
улицу.
Фенвик ждал у дверей дома Понтини. Мередит скользнула на
заднее сиденье машины. Наконец она поняла: именно в ней самой крылось что-то,
мешавшее людям чувствовать себя непринужденно в ее присутствии, невзирая на их
положение в обществе. До девушки просто не доходило, что тонкость души и
повышенная чувствительность возбуждали неприязнь других детей, стремившихся
держаться подальше от нее. Зато Лайза осознавала эти редкие качества натуры
Мередит. Девушка испытывала одновременно ненависть к ней, вздумавшей
разыгрывать крестную-фею, и презрение к себе за вопиюще несправедливое
отношение к подруге.
Назавтра, на большой перемене, Мередит, усевшись на обычном
месте и зябко закутавшись в пальто, ела яблоко и читала книгу. Уголком глаза
девушка заметила идущую к ней Лайзу и намеренно сосредоточенно углубилась в
чтение.
— Мередит, — нерешительно начала Лайза, — извини меня насчет
вчерашнего.
— Все в порядке, — кивнула Мередит, не поднимая глаз. —
Забудь.
— Знаешь, трудновато забыть, что вела себя по-свински в
отношении самого доброго человека, которого когда-либо встречала.
Мередит взглянула на нее, потом на книгу и уже мягче, хотя и
решительно ответила:
— Теперь это уже не важно. Но Лайза, садясь рядом на
каменный выступ, упорно продолжала:
— Вчера я показала себя настоящей ведьмой по многим, хотя и
дурацким, эгоистичным причинам. Жалела себя, потому что ты предложила мне
фантастический шанс учиться в настоящей школе, избавиться, хотя бы на время, от
всего этого. Но я прекрасно знала, что уехать ни за что не удастся. Понимаешь,
ма нуждается в помощи по дому и с детишками, а если бы даже не так, все равно
нужны деньги на дорогу в Вермонт и карманные расходы.
Мередит не приходило в голову, что мать не сможет или не
захочет отпустить Лайзу, но ей казалось ужасно несправедливым, что миссис
Понтини, родив восьмерых ребятишек, отводит Лайзе роль няньки.
— Я не подумала о том, что твои мать и отец могут не
отпустить тебя. — призналась она, впервые за весь день прямо глядя на Лайзу. —
То есть я всегда считала, что родители хотят, чтобы их дети получили хорошее
образование, если возникает хоть какая-то возможность.
— Ты наполовину права, — заметила Лайза, — и только сейчас
Мередит увидела, что подруга так и лопается от нетерпения выложить новости. —
Ма ужасно обрадовалась. После твоего ухода она здорово поскандалила с отцом.
Тот сказал, что девчонкам не обязательно учиться в дорогих школах только затем,
чтобы потом выйти замуж и рожать детей. Ма замахнулась на него половником и
заорала, что я достойна лучшей судьбы, и тут все и началось. Ма позвонила
бабке, а та поговорила с тетками и дядьями, и все заявились к нам и тут же
начали отстегивать денежки. Правда, только взаймы. Но я решила, что если буду
работать в Бенсонхерсте как бешеная, смогу получить стипендию в колледже. А
потом найду потрясную работу и верну долги.
И Лайза с сияющими глазами порывисто стиснула Мередит в
объятиях.
— Каково это — чувствовать, что полностью изменила жизнь
другого человека? — тихо спросила она. — Знать, что только благодаря тебе мои
мечты осуществились, как и мечты ма, родственников…
И Мередит внезапно почувствовала, что невесть откуда
взявшиеся слезы жгут веки.
— Это… прекрасное чувство.
— Как по-твоему, мы могли бы стать соседями по комнате?
Мередит, мгновенно просветлев, кивнула. Стоявшая в
нескольких ярдах от подруг компания девочек с бутербродами в руках потрясенно
наблюдала, как новенькая, Лайза Понтини, и эта психованная Мередит Бенкрофт
неожиданно вскочили, обнялись и начали прыгать, смеясь и плача одновременно.
Глава 6
Июнь 1978 года
Комната в Бенсонхерсте, которую четыре года делили Мередит и
Лайза, была завалена упаковочными коробками и наполовину уложенными чемоданами.
На дверце встроенного шкафа висели голубые мантии и платья, которые девушки
надевали вчерашним вечером на церемонию окончания школы. Кисточки из золотой
тесьмы на мантиях говорили о том, что подруги все эти годы были лучшими
ученицами школы. Лайза деловито укладывала свитеры в коробку. За стеной
слышался непривычный гул мужских голосов: это отцы, братья и приятели
отъезжающих учениц носили вниз вещи. Отец Мередит переночевал в местной
гостинице и должен был появиться через час, но девушка, охваченная
ностальгическими чувствами, потеряла представление о времени и задумчиво
перебирала стопку фотографий, только сейчас вынутых из письменного стола,
улыбаясь воспоминаниям, которые они пробуждали.
Годы, проведенные в Вермонте, были самыми счастливыми для
нее и Лайзы. Вопреки всем страхам Лайзы, что она будет чувствовать себя в
Бенсонхерсте парией, девушка вскоре стала законодательницей мод среди остальных
учениц, считающих ее необычной и смелой. На первом году обучения именно Лайза
организовала и возглавила успешный набег на мальчиков Личфилдской частной
средней школы в возмездие за налет с целью похищения трусиков в Бенсонхерсте —
старой традиции, переходившей из года в год. На втором курсе Лайза так
талантливо расписала декорации и украсила сцену для ежегодного спектакля
драматического кружка, что фотографии попали в газеты нескольких городов. На
предпоследнем курсе Билл Флетчер пригласил Лайзу на весенний бал в Личфилде. Не
говоря уже о том, что Флетчер с честью выполнял обязанности капитана школьной
футбольной команды, он был еще фантастически красив и очень умен. За день перед
балом он забил два гола на поле и третий — в ближайшем мотеле, где Лайза
подарила ему свою девственность. После этого незабываемого события она вернулась
в комнату, которую делила с Мередит, и жизнерадостно сообщила новость четверым
собравшимся там девочкам. Плюхнувшись на постель, Лайза широко улыбнулась и
объявила:
— Я больше не девушка! Отныне можете спрашивать у меня
совета и получите любую информацию. — Остальные ученицы, очевидно, посчитали
это событие еще одним доказательством необычайной независимости и искушенности
Лайзы, потому что все начали, смеясь, поздравлять ее, но Мередит встревожилась
и даже возмутилась. Вечером, когда все разошлись и подруги остались одни,
Мередит и Лайза впервые за все время пребывания в Бенсонхерсте по-настоящему
поссорились.
