Когда-нибудь она встретит человека, которому захочет
подарить себя, пусть это будет тот, кем Мередит восхищается, кому доверяет… Она
желала нежности и понимания, романтики и любви. Любви, от которой ждала больше,
чем просто интимных отношений и постели. Мередит представляла долгие прогулки
по пляжу со сплетенными руками, разговоры обо всем, ночи, проведенные в беседах
у камина, перед пылающим огнем. Мередит ждала, что будущий любовник станет
поверять ей свои мысли, разделит мечты. И, думая об этом идеальном любовнике,
она всегда мысленно видела Паркера.
За все годы, проведенные в Бенсонхерсте, Мередит довольно
часто удавалось видеть Паркера во время каникул благодаря тому, что их семьи
были членами загородного клуба» Гленмур «. В традициях клуба было собирать
своих членов на танцы и спортивные соревнования. Только несколько месяцев
назад, когда Мередит исполнилось восемнадцать лет, девушке было позволено
посещать балы и вечеринки для взрослых, но ей всегда удавалось воспользоваться
любой возможностью, чтобы повидаться с Паркером. Каждое лето она приглашала его
быть партнером на теннисных-матчах между младшими и старшими. Он всегда любезно
соглашался, хотя их неизменно разбивали наголову, в основном из-за того, что
Мередит всегда невыносимо нервничала, чувствуя его присутствие.
Она пользовалась любыми уловками — убеждала отца устроить
несколько вечерних приемов, на которые неизменно звала Паркера и его семью.
Поскольку Рейнолдсы владели банком, где лежали средства компании» Бенкрофт «,
Паркер практически был обязан посещать эти приемы по деловым причинам и всегда
оказывался соседом Мередит по столу.
На Рождество Мередит ухитрилась дважды очутиться под
омелой
[2]
, повешенной в фойе, когда Паркер и его родные приехали с ежегодным
праздничным визитом к Бенкрофтам, и всегда отправлялась с отцом, когда
приходило время отдать визит.
Ее уловка с омелой полностью удалась: именно Паркер стал
первым в жизни мужчиной, поцеловавшим ее, и она жила этим воспоминанием до
следующего Рождества, грезила о его улыбке, ощущала запах одеколона, прикосновение
губ.
Когда Паркер приходил к ужину, Мередит зачарованно слушала,
как он рассуждает о банковских делах, и особенно любила прогулки после ужина,
пока родители наслаждались выдержанным бренди. Во время одной из таких прогулок
прошлым летом Мередит, к собственному стыду, обнаружила, что Паркер давно знает
о том, что она увлечена им. Он начал с того, что спросил, часто ли она каталась
на лыжах в Вермонте прошлой зимой, и Мередит рассказала забавную историю о
прогулке с капитаном лыжной команды Личфилда. Закончив смеяться над
поклонником, которому пришлось гнаться за ней на лыжах по всему горному склону,
что тот и сделал с присущей ему грацией и безупречной техникой, Паркер с
шутливой серьезностью объявил:
— При каждой новой встрече ты становишься все красивее. По
правде говоря, я всегда подозревал, что кто-нибудь обязательно займет мое место
в твоем сердце, но никогда не думал, что это окажется какой-то спортсмен,
который спасет твои лыжи. Знаешь, — пошутил он, — я уже привык быть твоим
любимым романтическим героем.
Гордость и здравый смысл помешали Мередит выпалить, что
Паркер все не так понял и никто не может занять его место; зрелость не по годам
не позволила притвориться равнодушной к нему. И поскольку Паркера, очевидно,
ничуть не расстроила ее воображаемая измена, Мередит попыталась спасти их
дружбу и одновременно изобразить свою влюбленность в него чем-то забавным, не
стоящим внимания, глупым эпизодом из прошлого.
— Так ты знал о моих чувствах? — выдавила она, стараясь
улыбнуться.
— Конечно, знал, — кивнул он, улыбнувшись в ответ. — Я все
боялся, что твой отец заметит и ворвется ко мне с пистолетом. Он очень
оберегает тебя.
— Я это тоже заметила, — пошутила Мередит, хотя отношение к
ней отца вряд ли могло служить предметом веселья, особенно сейчас.
Паркер рассмеялся над ее остроумным замечанием, но тут же,
став серьезным, объявил:
— Пусть твое сердце и принадлежит лыжнику, надеюсь, это не
означает, что с нашими прогулками, обедами и теннисными матчами покончено. Я
всегда прекрасно проводил с тобой время. Честное слово.
Они перешли к обсуждению планов дальнейшего обучения
Мередит, ее поступления в колледж, намерений последовать примеру предков и
когда-нибудь обязательно занять президентское кресло в фирме отца. Паркер,
казалось, единственный понимал ее чувства, справедливость желания занять
законное место в компании и искренне верил, что она добьется всего, если только
пожелает.
И теперь, стоя в спальне, Мередит думала о том, как
встретится с ним после целого года разлуки, и заранее пыталась привыкнуть к
мысли, что Паркер навсегда останется для нее всего лишь другом. Конечно, сердце
больно сжималось, но девушка была уверена в его дружбе, и это для нее тоже
значило очень много.
Лайза отошла от шкафа с охапкой одежды в руках и швырнула
все на постель, рядом с открытым чемоданом.
— Опять грезишь наяву о Паркере, — ехидно пропела она. — У
тебя при этом всегда становится такая мечтательная физио…
Она осеклась при виде Ника Терне, появившегося на пороге. За
его спиной маячили двое друзей.
— Я говорил этим парням, — провозгласил он, показывая
подбородком на приятелей, — что в этой комнате они увидят столько красоты,
сколько не найдется во всем штате Коннектикут, но так как я оказался здесь
первым, то право выбора принадлежит мне, и я выбираю Мередит!
Подмигнув Лайзе, Ник отступил.
— Джентльмены, — воскликнул он, делая широкий жест рукой, —
позвольте мне представить вас красотке номер два.
Молодые люди со скучающе-дерзким видом, безупречно одетые,
типичные представители» Айви Лиг»
[3]
, вошли в комнату, свысока взглянули на Лайзу
и застыли на месте.
Мускулистый блондин первым пришел в себя.
— Вы, должно быть, Мередит, — сказал он Лайзе, и по
расстроенному лицу было ясно: он считает, что Ник узурпировал лучшую девушку во
всем Бенсонхерсте.
— Я Крейг Хаксфорд, а это Чейз Вотье.
Он кивком показал на темноволосого юношу, смотревшего на
Лайзу с видом человека, наконец-то обнаружившего совершенство.
Лайза, сложив руки на груди, С веселым изумлением
разглядывала непрошеных гостей:
— Я не Мередит.
Их головы одновременно повернулись к противоположному углу
комнаты, где стояла Мередит.
