— Если успеем добраться к судье до пяти часов, — решил он,
выпрямляясь, — значит, сможем раздобыть разрешение на брак и пожениться в
субботу.
Процедура получения брачной лицензии потрясла Мередит как
нечто омерзительно несложное и тошнотворно бессмысленное. Стоя рядом с Мэттом,
она, предъявила все необходимые документы, доказывающие ее личность и возраст.
Потом оба расписались и вышли из старого здания суда в центре города под
нетерпеливым взглядом привратника, которому не терпелось поскорее запереть двери.
Помолвлены и должны скоро пожениться. Вот так, просто и без лишних эмоций.
— Как раз вовремя успели, — с деланной веселостью
проговорила она, чувствуя, как ворочается в желудке тяжелый неприятный ком. —
Куда мы сейчас идем?
Она села в машину, по привычке уступив ему место водителя,
потому что не хотела утруждать себя.
— Собираюсь доставить тебя домой.
— Домой? — напряженно повторила Мередит, заметив, что ему
все происходящее нравится ничуть не больше, чем ей. — Не могу я ехать домой,
пока мы не поженились.
— Я не имел в виду ту каменную крепость в Чикаго, — поправил
он, устраиваясь рядом. — Я говорил о своем доме.
И хотя Мередит была донельзя усталой и измученной, точное
описание ее жилища все-таки заставило ее слегка улыбнуться. Она начинала понимать,
что Мэттью Фаррела ничто не могло унизить или потрясти, ужаснуть или запугать.
Ничто и никто. Повернувшись, он положил руку на спинку ее сиденья, и улыбка
Мередит поблекла при виде его неумолимого тона.
— Я согласился получить лицензию, но прежде чем мы сделаем
последний шаг, необходимо заключить нечто вроде соглашения по некоторым
вопросам.
— Каким вопросам?
— Пока еще не знаю. Поговорим подробнее дома. Сорок пять
минут спустя Мэтт свернул с проселочной дороги, по обеим сторонам которой
тянулись кукурузные поля, на изрытую колеями тропу. Машина прогремела по доскам
узкого мостика через ручей, и Мередит впервые увидела то место, которое он
называл домом. По контрасту с ухоженными полями ветхий дощатый домик выглядел
заброшенным и давно нуждавшимся в ремонте. Во дворе сорняки глушили траву, а
дверь амбара пьяно повисла на одной петле. Несмотря на запустение, было
заметно, что когда-то здесь жили заботливые хозяева: деревянная решетка у
крыльца была увита буйно вьющимися розовыми розами, а старые деревянные качели
свисали с ветки гигантского дуба во дворе.
По пути сюда Мэтт рассказал, что его мать умерла семь лет
назад и теперь он живет с отцом и шестнадцатилетней сестрой. Мередит так
разнервничалась при мысли о встрече с его семьей, что почти лишилась дара речи
и, показав на фермера, ехавшего на тракторе по полю, с трудом выговорила:
— Это твой отец?
Мэтт наклонился, чтобы открыть дверцу, посмотрел в ту
сторону, куда показала Мередит, и покачал головой:
— Это сосед. Мы давно уже продали почти всю землю, а
остальное сдаем ему в аренду. Отец потерял всякий интерес к фермерству, когда
умерла мать.
И, заметив изменившееся от напряжения лицо Мередит, сжал ее
руку:
— Что с тобой?
— До смерти боюсь твоих родных.
— Нечего тут бояться. Моя сестра посчитает тебя
необыкновенной, волнующей и утонченной только потому, что живешь в большом
городе.
Нерешительно помолчав, он добавил:
— Мой отец пьет, Мередит. Запил, когда выяснилось, что мать
смертельно больна. Правда, у него есть постоянная работа и во хмелю он никогда
не буянит. Говорю это тебе для того, чтобы ты поняла его и не осуждала.
Последнюю пару месяцев он держался и был совершенно трезв, но это в любой
момент может кончиться.
Он не извинялся, а признавал факт, никого при этом не
осуждая.
— Понимаю, — кивнула Мередит, хотя в жизни не общалась с
алкоголиками и на самом деле ничего не могла сообразить.
Но беспокоиться не осталось времени, потому что в этот
момент дверь распахнулась, и стройная девушка с темными волосами и серыми
глазами Мэтта выбежала на крыльцо, не сводя глаз с машины.
— О Господи, Мэтт, «порше»!
У нее была почти такая, же короткая стрижка, как у брата,
подчеркивавшая прелесть хорошенького личика, на котором было написано
почтительное восхищение. Повернувшись к Мередит, девушка спросила:
— Это ваш?
Мередит кивнула, пораженная порывом мгновенной симпатии к
сестре Мэтта, так похожей на брата и все же совершенно лишенной его
сдержанности:
— Вы, должно быть, невероятно богаты, — бесхитростно
продолжала она. — То есть я хочу сказать, Лора Фридриксон очень богата, но у
нее никогда не было «порше».
Мередит была ошеломлена упоминанием о деньгах и мгновенно
загорелась любопытством, услышав имя Лоры Фридриксон. Мэтт раздраженно поглядел
на сестру:
— Немедленно замолчи, Джули! — прикрикнул он.
— О, простите, — широко улыбнулась девушка и вновь обратилась
к Мередит:
— Привет. Я ужасно невоспитанная сестра Мэтта — Джули.
Может, зайдете в дом?
Она открыла дверь.
— Па только поднялся. На этой неделе он работает в
одиннадцатичасовой смене, так что ужинать будем в половине восьмого. Нормально?
— Порядок, — кивнул Мэтт и, полуобняв Мередит, подтолкнул к
дому. Мередит огляделась, чувствуя, как лихорадочно колотится сердце, но
постаралась взять себя в руки перед встречей с отцом Мэтта.
Внутри дом выглядел почти как снаружи — заброшенный,
неухоженный, потерявший былое очарование. Деревянный некрашеный пол был весь в
выбоинах и щелях, а плетеные коврики выцвели от времени и износились. От
кирпичного очага под прямым углом отходили книжные полки, пара потрепанных
кресел с зеленой обивкой стояла перед диваном в цветастом чехле с рисунком
потускневших осенних листьев. За гостиной была столовая с мебелью из клена, а
через открытую дверь виднелась кухня с раковиной на ножках. Лестница справа
вела из столовой на второй этаж, и очень высокий мужчина с седеющими волосами и
морщинистым лицом как раз спускался по ступенькам со сложенной газетой в одной
руке и со стаканом, наполненным жидкостью цвета темного янтаря, — в Другой. К
несчастью, Мередит разглядела его слишком поздно, и неловкость, которую она
ощутила при виде дома, была по-прежнему ясно написана на ее лице, да к тому же
почему-то ее внимание привлек этот злосчастный стакан.
— Что здесь происходит? — осведомился он, переводя взгляд с
Мередит на Мэтта и Джули, переминавшуюся возле очага и исподтишка восхищавшуюся
нарядом гостьи — модными слаксами, итальянскими босоножками и рубашкой «сафари»
цвета хаки.
