— Лайза, с тобой так было: вот ты встречаешь человека и уже
через несколько минут понимаешь, что он — самый особенный для тебя во всем
свете?
— Обычно я испытываю нечто подобное ко всем при первом
свидании… Успокойся, шучу!
Она громко засмеялась, уворачиваясь от брошенной Мередит
подушки.
— Мэтт необыкновенный, настоящий бриллиант… то есть
невероятно силен, и иногда слишком властен, но глубоко в его душе скрывается
что-то еще, тонкое и нежное и…
— Кстати, у тебя нет снимка этого ангела совершенства? —
перебила Лайза, завороженная выражением лица Мередит и ее такими непривычными
словами.
Мередит немедленно вытащила фотографию.
— Я нашла ее в семейном альбоме, который показала его
сестра, и Джули разрешила мне взять фото на память. Мэтт снимался год назад, и
хотя это всего лишь моментальный снимок, и не лучшего качества, но напоминает
мне о лице и о характере Мэтта.
Она вручила Лайзе фото: Мэтт, стоя на солнце и улыбаясь
Джули, снимавшей его, чуть щурился; руки засунуты в карманы джинсов, ноги
немного расставлены.
— О Господи! — прошептала Лайза, широко раскрыв глаза. — Вот
и говори после этого о животном магнетизме! О мужском обаянии… сексапильности…
Мередит, смеясь, выхватила снимок:
— Эй, ты пускаешь слюнки над моим мужем, не забудь!
— Да, но тебе всегда нравились аккуратно подстриженные,
чистенькие, светловолосые стопроцентные американцы!
— Говоря по правде, Мэтт показался мне сначала не таким уж
привлекательным, однако с тех пор мои вкусы значительно изменились.
Лайза сосредоточенно нахмурилась:
— Мер, ты влюблена в него?
— Мне нравится жить с ним.
— Разве это не одно и то же? Мередит беспомощно улыбнулась:
— Да, но это звучит более правдоподобно. Удовлетворенно
кивнув, Лайза вскочила:
— Пойдем куда-нибудь, отпразднуем. Ужин за твой счет!
— Согласна, — рассмеялась Мередит, подходя к встроенному
шкафу, чтобы переодеться.
Почта в Венесуэле работала куда хуже, чем предполагал Мэтт.
Следующие два месяца Мередит писала мужу три-четыре раза в неделю, но сама
получила только пять писем — факт, который с мрачным удовлетворением не
преминул заметить отец. Мередит неизменно напоминала ему, что полученные письма
были очень длинными — по десять — двенадцать страниц. Кроме того, Мэтт тяжело
трудился по двенадцать часов в смену и просто физически не мог писать чаще.
Однако Мередит не упомянула о том, что в последних двух письмах было гораздо
меньше личного, чем в предыдущих. Раньше он жаловался на тоску и разлуку и
строил планы на будущее, теперь же больше распространялся о работе на буровой и
описывал венесуэльские пейзажи. Но о чем бы ни упоминал Мэтт, персонажи и
сценки оживали и словно сходили со страниц. Мередит не уставала повторять себе,
что письма Мэтта стали суше не потому, что он к ней остыл, а просто хочет
возбудить ее интерес к неведомой стране, куда ей скоро предстоит отправиться.
Пытаясь найти себе занятие, Мередит читала книги для будущих
мам, покупала детские вещи, мечтала и грезила. Ребенок, поначалу не казавшийся
чем-то реальным, сейчас напоминал о себе кратковременными приступами тошноты и
усталости, а иногда и жесточайшей головной боли, заставлявшей Мередит часами
лежать в затемненной комнате. Но она все переносила мужественно и не жалуясь, с
абсолютной убежденностью в том, что страдания когда-нибудь кончатся.
По мере того как шли дни, она все чаще разговаривала с
малышом, словно с живым существом, как будто он мог слышать мать, особенно если
положить руку на все еще плоский живот.
— Надеюсь, ты неплохо проводишь время, — пошутила она
как-то, лежа на постели и чувствуя, как головная боль понемногу стихает.
— Потому что, юная леди, из-за вас мне плохо, как последней
собаке.
В интересах равенства и справедливости она чередовала
обращения «молодой человек»с «юной леди», поскольку ей было совершенно все
равно, кто родится.
К концу октября четырехмесячная беременность начала
сказываться, и Мередит немного пополнела. Постоянные замечания отца насчет
того, что Мэтту не терпится отделаться от нее, звучали все более правдиво.
— Чертовски удачно, что ты не сказала о своем замужестве
никому, кроме Лайзы, — объявил он за несколько дней до Хэллоуина. — У тебя
по-прежнему есть выбор, Мередит, не забудь этого, — добавил он с необычной
мягкостью. — Когда беременность нельзя будет скрыть, мы скажем всем, что ты
уехала в колледж на зимний семестр.
— Немедленно прекрати это, черт возьми! — взорвалась Мередит
и, повернувшись, направилась к себе.
Она решила отомстить Мэтту за редкие письма и поменьше
писать самой. Кроме того, она начинала чувствовать себя влюбленной идиоткой:
подумать только, изливает тоску в пространных посланиях, терзается, мучится, а
ему лень даже открытку бросить в ящик!
Позже приехала Лайза, и, сразу же почувствовав, как натянуты
нервы Мередит, поняла, в чем дело.
— Опять нет письма? И твой папаша снова завел любимую
песенку?
— Верно, — кивнула Мередит. — Прошло уже две недели с тех
пор, как прибыло письмо номер пять.
— Пойдем куда-нибудь! — объявила Лайза. — Нарядимся — и
сразу почувствуешь себя лучше! А потом придумаем что-нибудь поинтереснее!
— Как насчет того, чтобы поужинать в «Гленмуре»? —
предложила Мередит, приступая к выполнению плана, который обдумывала вот уже
несколько недель. — И может, — мрачно призналась она, — там будет Джон Соммерс.
Он туда ездит каждый вечер. Расспросишь его о бурении. А вдруг он что-нибудь
скажет о Мэтте?
— Что ж, хорошо, — согласилась Лайза, но Мередит понимала,
что Мэтт в ее мнении падает все ниже по мере того, как проходили дни, а письма
все не было.
Джонатан с приятелями пили в салоне. Появление Мередит и
Лайзы привлекло всеобщее внимание, и девушкам не составило труда получить
приглашение к ужину. Почти целый час Мередит сидела лишь в нескольких футах от
того места, где когда-то стояла с Мэттом у стойки бара, но на этот раз
наблюдала блестящую игру Лайзы, достойную «Оскара»и одурачившую Джонатана
настолько, что тот поверил, будто она перешла на другой факультет и теперь
собирается заняться геологией и специализироваться в нефтеразведке. Но, к
сожалению, в этот вечер Мередит узнала о бурении гораздо больше, чем ей
хотелось бы, и почти ничего о Мэтте.
Две недели спустя врач уже не улыбался и уверенность
сменилась озабоченностью. Снова началось кровотечение, на этот раз куда более
обильное. Мередит ушла от доктора со строгим напутствием двигаться как можно
меньше. Как хотела она, чтобы Мэтт был рядом!
