Добравшись до дома, она позвонила Джули, чтобы поговорить с
кем-то из близких Мэтта. Перед этим Мередит разговаривала с Джули еще дважды, и
каждый раз и она и Патрик сообщали, что получили весточку от Мэтта.
Этой ночью Мередит долго лежала без сна, умоляя малыша
потерпеть и не торопиться на свет, заклиная Мэтта написать ей. Прошел уже месяц
с последнего письма. В нем он сообщал, что очень занят и устает к вечеру. Это
можно было понять, но в таком случае почему Мэтт регулярно переписывается с
семьей?
Мередит, словно желая защитить малыша, загородила ладонями
живот.
— Твой папа, — прошептала она, — получит от меня очень
строгое письмо, вот тогда узнает!
По-видимому, угроза сработала, потому что Мэтт проехал в
машине восемь часов, чтобы добраться до телефона. Она была так рада слышать
его, что едва не сломала трубку, но его голос почему-то казался холодноватым и
довольно резким.
— Коттедж так и не освободился, — сообщил он. — Я нашел
другой домик в маленькой деревне. Правда, смогу приезжать туда только по
выходным.
Но теперь Мередит не могла ехать, поскольку доктор велел
являться на осмотр каждую неделю, поменьше ходить и почти весь день лежать.
Однако ей не хотелось пугать Мэтта, рассказав об угрозе выкидыша. С другой
стороны, она была так зла на него за упорное молчание и так боялась за ребенка,
что решила не скрывать правду.
— Я не могу приехать. Доктор велел оставаться дома и
постараться не делать резких движений.
— Странно, — отпарировал он, — весьма странно. На прошлой
неделе прилетал Соммерс и рассказывал, что ты со своей подругой Лайзой
появились в «Гленмуре»и очаровали всех мужчин.
— Это было до того, как я ездила к доктору.
— Понятно.
— А ты требуешь от меня, — с непривычным для нее сарказмом
отрезала Мередит, — торчать у телефона день за днем и ждать, пока соизволишь
написать письмо?
— Могла бы попытаться для разнообразия! — бросил он. —
Кстати, корреспондент из тебя тоже неважный.
Мередит восприняла это как насмешку над стилем ее посланий и
взбесилась так, что едва не повесила трубку.
— По-видимому, больше тебе нечего сказать?
— По-видимому.
На этом разговор закончился, и Мэтт, бессильно прислонившись
лбом к стене, закрыл глаза, пытаясь выбросить из памяти и телефонный звонок и
муки, им причиненные. Он пробыл в Венесуэле всего три месяца, а Мередит больше
не собиралась в Южную Америку, и вот уже несколько недель от нее не было ни
слова. Кроме того, она успела возобновить прежнюю светскую жизнь и солгала
насчет того, что врач велел ей лежать дома в постели.
«Ей всего восемнадцать, — с горечью напомнил себе Мэтт. С
чего бы ей сидеть в одиночестве?»
— Дьявол! — беспомощно пробормотал он, сознавая
бесполезность их отношений, но через несколько минут решительно выпрямился. Еще
несколько месяцев, и дела на буровой пойдут лучше, и Мэтт настоит на том, чтобы
ему дали несколько выходных — тогда можно будет слетать домой и увидеться с
ней. Мередит ни писала и что бы ни делала; сердцем Мэтт чувствовал, что это все
еще так. Он побывает дома и, когда они будут вместе, сможет уговорить ее
поехать с ним в Венесуэлу.
Мередит повесила трубку, бросилась на постель и горько
разрыдалась. Мэтт словно между прочим сообщил о том, что нашел подходящее
жилье, и похоже, ему все равно, приедет она или нет.
Выплакавшись, она вытерла глаза и написала ему длинное
письмо, извиняясь за то, что была таким «плохим корреспондентом», за то, что
вышла из себя, и, пожертвовав гордостью, призналась, как много значат для нее
его письма. Кроме того, Мередит подробно рассказала о визите к врачу.
Закончив письмо, она отнесла его вниз, Альберту. Она уже
давно не сторожила у почтового ящика в ожидании писем, которые все равно не
приходили. Альберт, выполнявший обязанности дворецкого и водителя, как раз
вошел с пыльной тряпкой в руках. Миссис Эллис взяла трехмесячный отпуск, и
Альберт неохотно принял на себя и ее работу.
— Альберт, пожалуйста, будьте так добры, отправьте письмо, —
попросила Мередит.
— Конечно, — кивнул дворецкий, и как только Мередит ушла,
отнес письмо в кабинет мистера Бенкрофта, открыл антикварный секретер и бросил
очередное послание на пачку других, половина из которых была оклеена
венесуэльскими марками.
Мередит направилась к себе и уже почти добралась до кресла,
когда началось сильное кровотечение. Пришлось провести два дня в крыле
«Бенкрофт» госпиталя «Сидар-Хиллз», названном в честь ее семьи, сделавшей
огромные пожертвования госпиталю. Все это время она молилась о том, чтобы кровотечение
не возобновилось и чтобы Мэтт каким-то чудом оказался здесь. Мередит хотела
своего мужа и своего ребенка и не могла отделаться от ужасного чувства, что
теряет обоих.
Доктор Арлидж выписал ее из больницы с условием, что Мередит
пролежит в постели все оставшиеся до родов месяцы. Вернувшись домой, Мередит
написала Мэтту письмо, в котором не только сообщила, как велика опасность
потерять ребенка, но и сделала все, чтобы как следует напугать мужа. Пусть
побольше тревожится за нее! Она была готова сделать все на свете, лишь бы
постоянно оставаться в его мыслях.
Она почти не вставала, и этот строгий режим, казалось, решил
проблему угрозы выкидыша, но теперь, когда Мередит могла лишь читать, смотреть
телевизор и беспокоиться о будущем, вынужденное безделье постоянно возвращало
ее к ужасающей реальности:
Мэтт, очевидно, находил ее идеальной партнершей в постели,
но теперь, в разлуке, забыл и думать о ней.
Она постепенно смирялась с мыслью, что придется воспитывать
ребенка одной. Но не об этом, как оказалось, нужно было волноваться. К концу
пятого месяца, среди ночи, у Мередит снова началось кровотечение. И на этот раз
ни медики, ни уход, ни новейшее оборудование оказались не в силах спасти
малышку, названную Элизабет, в честь матери Мэтта. Сама Мередит едва не умерла
и три дня оставалась в критическом состоянии. Неделю после этого пришлось
пролежать под капельницей, в путанице многочисленных трубок с иглами, отходящих
от вен. И все это время Мередит тревожно прислушивалась, не звучат ли быстрые
уверенные шаги Мэтта в коридоре. Филип пытался дозвониться ему, но не смог, так
что пришлось послать телеграмму.
Мэтт не приехал. И не звонил. Однако на вторую неделю в
госпиталь пришла ответная телеграмма, короткая, прямая и убийственная: «Развод
— превосходная идея. Действуй».
Мередит была так потрясена, так уничтожена этими четырьмя
словами, что отказывалась поверить, будто он способен на подобное, особенно
сейчас, когда она в больнице!
