И теперь, пока он, стоя на карнизе, ожидал продолжения
интервью, Элис подумала о том, что он просто излучает удачливость, успех и
энергию. И силу. От Мэтью Фаррела исходила дерзкая, хищная сила. Да, загорелый,
стройный, элегантно одетый человек… Но даже безупречный костюм, сшитый у
лучшего портного, и вежливая улыбка не могли скрыть жестокости и полного
отсутствия жалости в этом человеке — качеств, заставлявших окружающих пытаться
всеми силами угодить ему и ни в коем случае не ожесточить. Такой враг опасен.
Словно все его существо молчаливо предупреждало: подумай тысячу раз, прежде чем
пытаться перейти дорогу Мэтью Фаррелу.
— Мистер Фаррел! — окликнула Барбара Уолтере, выходя из
фургона и придерживая обеими руками норовившие разлететься волосы. —
Невозможная погода! Придется разговаривать в доме. Установка оборудования
займет несколько минут. Нельзя ли нам устроиться в гостиной?
— Конечно, — кивнул Мэтт, скрывая раздражение заученной
улыбкой. Он не любил репортеров, и согласился встретиться с Барбарой Уолтере
лишь потому, что любая очередная заметка о его личной жизни и романтических
связях служила прекрасной рекламой «Интеркорпа», а когда речь шла о его
империи, Мэтт был готов на любые жертвы. Девять лет назад, после окончания
венесуэльского контракта, Мэтт использовал премию и деньги, вложенные
Соммерсом, на покупку небольшой компании, производившей запчасти к автомобилям
и в то время находившейся на грани банкротства, а год спустя продал ее в два
раза дороже первоначальной стоимости. На свою долю прибыли и деньги, взятые в
кредит в банке и у отдельных вкладчиков, он основал «Интеркорп», и в следующие
несколько лет продолжал скупать почти разорившиеся компании, оказавшиеся в беде
не из-за плохого руководства, а из-за недостатка оборотного капитала, а потом,
быстро выправив положение, ждал очередного покупателя.
Позже он изменил политику и вместо продажи приобретал все
новые предприятия. В результате всего за десять лет «Интеркорп» превратилась в
могучую финансовую империю, совсем такую, как представлял себе Мэтт, пока
трудился дни и ночи на сталелитейном заводе и потел на буровой. И сегодня
«Интеркорп» стала огромным конгломератом с главной конторой в Лос-Анджелесе,
контролирующим такие отрасли, как научно-исследовательские фармацевтические
лаборатории и текстильные фабрики.
До сих пор Мэтт приобретал только выставленные на продажу
компании. Но год назад он начал вести переговоры о покупке фирмы по
производству электронного оборудования с мультимиллионным капиталом,
расположенной в Чикаго. Собственно говоря, руководители компании сами
предложили Мэтту купить ее.
Идея понравилась Фаррелу, но после многих часов обсуждений и
совещаний совет директоров «Хаскелл электронике» неожиданно отказался принять
выработанные и согласованные условия. Рассерженный напрасной тратой денег и времени,
Мэтт решил захватить компанию с согласия руководства или без оного. Началось
широко разрекламированное сражение, закончившееся победой Мэтта. Директора
остались лежать на поле битвы, а Мэтт получил очередное прибыльное предприятие.
Однако заодно с победой Мэтт приобрел репутацию безжалостного хищника, готового
идти по трупам, чтобы добиться цели. Однако это ничуть на него не
подействовало, во всяком случае, не больше, чем слава международного плейбоя,
которую также приписывала ему пресса. Антиреклама и невозможность иметь личную
жизнь, скрытую от назойливых глаз, стали ценой успеха, и Мэтт принял это с тем
же философским безразличием, какое чувствовал к назойливому лицемерию общества
и предательству конкурентов по бизнесу. Появились неизменные спутники
блестящего успеха — прихлебатели и враги, и общение с ними сделало его
чрезвычайно циничным и настороженным, приходилось платить и эту цену.
Но волновало его серьезно совсем другое — никакие
достижения, никакие победы больше не доставляли ему особенной радости. Тот
подъем духа, который он испытывал когда-то при очередном завоевании, давно уже
покинул его, возможно, потому, что теперь все давалось гораздо легче, чем
раньше. Слишком немногие осмеливались бросать ему вызов, по крайней мере пока,
речь не зашла о «Хаскелл электронике». Только решение захватить компанию
принесло с собой нечто вроде прежнего опьянения битвой и возбужденного
предвкушения схватки. «Хаскелл» поистине требовала огромного напряжения сил и
воли: корпорация нуждалась в полнейшей реконструкции. Слишком многочисленное
руководство, чересчур устаревшее оборудование, отставшая от жизни политика
маркетинга — все это придется изменить, прежде чем производственный потенциал
будет реализован, а настоящая прибыль получена. Мэтту не терпелось отправиться
в Чикаго и приняться за дело. Раньше, когда он захватывал очередное
предприятие, обязательно посылал шесть человек, прозванных журналом «Бизнес
уик» «командой захвата», чтобы определить обстановку и выдать рекомендации. Они
уже пробыли в «Хаскелл» две недели и работали в шестидесятиэтажном здании
главной конторы, ожидая, когда Мэтт присоединится к ним.
Поскольку Мэтт намеревался наезжать время от времени в
Чикаго, то купил там пентхаус. Все было готово, оставалось лишь приехать и
начать работу.
Прошлой ночью он вернулся из Греции, где вел переговоры о
приобретении торгового флота, занявшие пять долгих, мучительных, бесконечных
недель вместо запланированных двух. Теперь его задерживало лишь проклятое
интервью.
Мысленно проклиная назойливую журналистку, Мэтт направился к
дому. Вертолет на восточном газоне уже дожидался, чтобы доставить его в
аэропорт, где недавно купленный «Лир» был готов к отлету в Чикаго.
Пилот вертолета махнул Мэтту, поднял вверх большие пальцы
рук, показывая, что пора лететь, и встревоженно оглядывая стену тумана, быстро
смыкавшуюся вокруг дома. Мэтт понял, что пилоту тоже не терпится подняться в
воздух.
Мэтт пересек вымощенную камнем террасу и вошел в дом через
высокую стеклянную дверь, ведущую в кабинет. Он уже потянулся к трубке,
намереваясь позвонить в Лос-Анджелес, когда противоположная дверь вдруг
приоткрылась:
— Эй, Мэтт…
Джо О'Хара просунул голову в щель. Хриплый голос с
простонародным выговором и неряшливая внешность служили разительным контрастом
сверкающему величию кабинета с мраморными полами, толстым кремовым ковром и
письменным столом со стеклянной крышкой. Официально Джо считался водителем
Мэтта, на деле же был его телохранителем и гораздо лучше подходил именно для
этой роли, поскольку, сидя за рулем машины, вел себя так, словно участвовал в
скачках на гран-при.
— Когда отправляемся в Чикаго? — требовательно спросил
О'Хара.
— Как только я покончу с этим проклятым интервью.
— О'кей, я позвонил и заказал лимузин в аэропорт. Но пришел
к тебе не за этим.
Подойдя к окну, он раздвинул занавеси и жестом пригласил
Мэтта присоединиться к нему. Тот молча повиновался, и Джо показал на широкую,
изящно изгибающуюся подъездную аллею, вьющуюся между кипарисами до самого
крыльца дома. Обветренное лицо смягчилось, а голос стал низким, почти
чувственным:
