— — Ум, опыт и умение. Кроме машинописи и стенографии, я
еще закончила юридические курсы работников среднего звена и могу быть
делопроизводителем и счетоводом. Кроме того, я умею еще кое-что, недоступное
нынешним двадцатилетним девицам.
— Что же именно?
— Грамотно писать!
Полные превосходства тон и явное презрение ко всему
считающемуся менее чем идеальным почему-то понравились Мэтту. В ней
чувствовалась какая-то холодная гордость, которая восхищала его, к кроме того,
Мэтт ощущал ту же твердую решимость добиться совершенства, что и в самом себе.
Мгновенно инстинктивно поверив, что именно Элинор подходит для этой должности,
Мэтт без обиняков заявил:
— Рабочий день чересчур длинный, а жалованье не так велико.
Я только начинаю дело. Если удастся пробиться на самый верх, я заберу вас с
собой. Ваше жалованье будет расти в зависимости от усердия.
— Согласна.
— Я буду много путешествовать. Позже вам придется иногда
сопровождать меня.
И, к удивлению Мэтта, светлые глаза сузились:
— Возможно, вам следует более определенно объяснить мои
обязанности, мистер Фаррел. Женщины, несомненно, находят вас чрезвычайно
привлекательным, однако…
Потрясенный тем, что она, очевидно, посчитала, будто он
пытается за ней ухаживать, и рассерженный придирчивым критическим высказыванием
насчет его привлекательности для остальных женщин, Мэтт ответил еще холоднее и
сдержаннее, чем она:
— Ваши обязанности будут чисто секретарскими, и не больше.
Меня не интересуют ни романы, ни флирт, я не желаю тортов на свой день
рождения, лести, угодничества или ваших мнений по поводу дел, касающихся
исключительно меня. Все, что мне потребуется, — ваше время и умение.
Он вел себя гораздо резче, чем обычно, возможно, не столько
из-за отношения к нему Элинор, сколько из-за увиденного утром снимка Мередит,
но она ничуть не возражала и скорее предпочитала именно предложенные им
отношения.
— Я нахожу это совершенно приемлемым, — объявила она.
— Когда вы сможете начать?
— Сейчас.
Мэтт никогда не пожалел о своем решении. Уже через неделю он
понял, что, подобно ему, Элинор Стерн может работать неустанно, с утра до
вечера, в таком же убийственном темпе, не валясь с ног и не жалуясь. Чем больше
обязанностей он возлагал на нее, тем больше она выполняла. Они так и не
переступили воздвигнутого между ними барьера, сначала были попросту слишком
поглощены общей работой, а позже это, казалось, вообще потеряло всякое
значение. Они следовали установленному порядку, и такое сотрудничество совершенно
удовлетворяло их обоих. Мэтт действительно поднялся на самый верх, а Элинор
трудилась рядом с ним, без нытья и жалоб. По правде говоря, она стала
неоценимым сотрудником, и Мэтт, верный слову, по-королевски вознаградил ее
преданность и верность: теперь жалованье мисс Стерн составляло шестьдесят пять
фунтов в год — больше, чем у любого руководителя среднего уровня компании
«Интеркорп».
Теперь Элинор последовала за Мэттом в офис и молча ждала,
пока он кладет портфель на письменный стол из полированного розового дерева.
Обычно он вручал ей микрокассету с записанными инструкциями и надиктованным
текстом, который было необходимо перепечатать.
— Сегодня диктовать нечего, — пояснил он, вручая ей груду
папок. — И я не успел прочитать контракт Симпсона в самолете. У «Лира» что-то с
двигателем, поэтому пришлось лететь коммерческим рейсом. У ребенка на переднем
сиденье, очевидно, болели уши, и он весь полет вопил как резаный.
Поскольку он первым начал беседу, мисс Стерн сочла своей
обязанностью поддержать разговор:
— Кто-то должен был ему помочь.
— Мой сосед вызвался удушить его, — вздохнул Мэтт, — но мать
не пожелала прислушаться ни ко мне, ни к нему.
— А что предложили вы?
— Рюмку водки и немного бренди. Закрыв портфель, он спросил:
— А каков здешний контингент?
— Некоторые весьма добросовестны. Однако Джоанна Саймон,
мимо которой вы проходили по до роге сюда, едва справляется. По слухам, она
была больше чем секретарем для мистера Морриси, чему я склонна верить. И
поскольку она совершенно ничего не умеет делать, разумнее всего предположить,
что ее таланты лежат в другой области.
Мэтт едва обратил внимание на неодобрительно поджатые губы
и, показав головой на смежный с офисом конференц-зал, спросил:
— Все собрались?
— Конечно.
— Повестка дня роздана?
— Конечно.
— Через час я ожидаю звонка из Брюсселя, — на ходу сообщил
Мэтт. — Соедините меня, но на остальные звонки отвечайте, что я не смогу
подойти.
Шесть наиболее способных вице-президентов «Интеркорпа»
расселись на длинных диванах с темно-красной обивкой, стоявших по обеим
сторонам большого стеклянного с мрамором журнального стола в конференц-зале.
При виде Мэтта мужчины встали и обменялись с ним рукопожатием. Каждый
внимательно изучал шефа, пытаясь понять по его глазам, каковы результаты
поездки в Грецию.
— Рад, что вы вернулись, Мэтт, — сказал Том Эндерсон. — Не
держите нас в напряжении. Как дела в Афинах?
— Чрезвычайно приятный город, — заверил Мэтт. — И кроме
того, теперь у «Интеркорпа» собственный флот танкеров.
Триумф, торжество, искреннее и неудержимое, разлилось на
лицах присутствующих, и немедленно началась оживленная дискуссия по поводу
того, как лучше использовать новое добавление к приобретениям «Интеркорпа».
Откинувшись в кресле, Мэтт наблюдал за высокопоставленными
администраторами, каждый из которых считался лучшим в своей области. Все
шестеро были энергичными, преданными делу людьми. Пятеро окончили Гарвард,
Принстон, Иель, Лос-Анджелесский университет и Массачусетский технологический
институт со степенями в таких отраслях, как международное банковское дело и
маркетинг. Пятеро носили сшитые на заказ деловые костюмы по восемьсот долларов,
дорогие египетские сорочки с монограммами и тщательно подобранные шелковые
галстуки. По контрасту с ними шестой. Том Эндерсон, представлял собой режущую
глаз, дисгармонирующую фигуру в зеленом с коричневым клетчатом пиджаке, зеленых
брюках и пестром галстуке. Страсть Эндерсона к кричащей одежде служила
источником неизменного веселья среди безупречно одетых людей в команде захвата,
но они редко подтрунивали над ним. По правде говоря, трудно издеваться над
шестифутовым гигантом весом в двести сорок пять фунтов.
Эндерсон окончил вечернюю высшую школу, никогда не учился в
колледже и был вызывающе горд этим обстоятельством.
