Официант принес счет в кожаном футляре, и Мэтт, выдернув из
бумажника стодолларовую банкноту, бросил ее на стол и, не глядя на счет, встал.
— Пойдем отсюда, — рявкнул он, обошел вокруг стола и взялся
за спинку ее стула.
— Но мы еще ничего не успели обсудить, — отчаянно
запротестовала Мередит.
Мэтт, не обращая внимания на ее возражения, вцепился в
локоть и почти потащил к двери.
— Договорим в машине.
Дождь продолжал хлестать с прежней силой, и швейцар в ливрее
услужливо держал зонтик над их головами, пока они не уселись в лимузин.
Мэтт велел Джо везти их к универмагу и впился глазами в
Мередит:
— Ну а теперь объясни, что ты хочешь? — мягко осведомился
он.
По его тону Мередит поняла, что Мэтт не собирается
упорствовать, и почувствовала смесь облегчения и стыда, стыда за то, что
произошло сегодня на комиссии по районированию и еще произойдет в «Гленмуре».
Мысленно поклявшись каким-то образом заставить отца исправить причиненное Мэтту
зло, она спокойно ответила:
— Мне нужен быстрый, тайный развод, предпочтительно в другом
штате или даже в другой стране, с тем, чтобы никто не узнал о том, что мы
вообще были женаты.
Мэтт кивнул, словно соглашаясь, но следующие слова больно
ранили ее.
— А если я не пожелаю, как сможешь отомстить мне? Откажешься
подать руку еще на одном скучном светском сборище, а твой папаша не допустит
меня ни в один чикагский загородный клуб? — холодно осведомился он.
Мэтт уже знает, что именно по настоянию отца его
забаллотировали в клубе!
— Мне очень неприятно, что он решился на это. Я не лгу.
— Поверь, мне на это наплевать! — рассмеялся он. — Я ведь
просил Эйвери не беспокоиться!
Но Мередит не слишком поверила ему. Всякий человек был бы
глубоко раздосадован и смущен отказом. Угрызения совести и стыд за мелочную
злобу отца заставили ее отвести глаза. Они почти помирились и беседовали как
добрые знакомые. Так хорошо было разговаривать с ним, словно уродливое прошлое
больше не существовало! Мередит не хотела вражды: в том, что случилось много
лет назад, — не только его вина. Теперь у них обоих новая жизнь, каждый пошел
своей дорогой. Она гордится своими достижениями, Мэтт имел полное право
гордиться своими.
Рука Мэтта лежала на спинке сиденья, и Мередит обратила
внимание на элегантные плоские золотые часы, блестевшие на руке. Почему она
именно сейчас вспомнила про эти чудесные, сильные и умелые мужские руки?
Когда-то они были шершавыми и мозолистыми, теперь же — тщательно ухоженными…
Она ощутила внезапный бессмысленный порыв взять его ладонь в
свою и сказать:
— Прости, прости за все, что мы сделали, желая больнее
ранить друг друга. Прости, что мы оказались такими разными…
— Пытаешься разглядеть грязь у меня под ногтями?
— Нет! — почти вскрикнула Мередит, умоляюще глядя в
непроницаемые серые глаза, и со спокойным достоинством призналась:
— Просто на миг захотелось, чтобы все кончилось по-другому,
и мы… мы хотя бы смогли остаться друзьями.
— Друзьями? — с уничтожающей иронией переспросил он. — В
последний раз дружеские отношения с тобой стоили мне имени, свободы и еще
чертовски много всего.
«Это стоило тебе гораздо больше, чем представляешь, —
обреченно подумала Мередит. — Того завода, что ты собирался выстроить в
Саутвилле, но это я исправлю. Заставлю отца сделать все возможное и никогда не
вмешиваться больше в твои дела».
— Мэтт, выслушай меня! — попросила она, страстно желая
сломать выросший между ними барьер. — Я готова забыть прошлое и…
— Как мило с твоей стороны! — издевательски бросил он.
Мередит застыла, едва сдерживаясь, чтобы не бросить ему в
лицо справедливый упрек. В конце концов именно она — пострадавшая сторона,
брошенная жена. Но, взяв себя в руки, она упрямо продолжала:
— Я сказала, что готова забыть прошлое, и так оно и есть.
Если согласиться на развод по обоюдному согласию, я сделаю все на свете и сумею
уладить твои дела в Чикаго…
— Каким же это образом вы сумеете добиться этого, принцесса?
— с саркастическим удивлением спросил Мэтт.
— Не называй меня принцессой! Я вовсе не собираюсь оказывать
тебе снисхождение! Просто хочу поступить по справедливости!
Мэтт из-за полузакрытых ресниц продолжал изучать ее лицо.
— Прости за грубость, Мередит. Что ты собираешься сделать
для меня?
Обрадованная очевидной сменой настроения, Мередит поспешно
ответила:
— Прежде всего постараться, чтобы с тобой не обращались как
с прокаженным. Я знаю, именно отец сделал так, что тебя забаллотировали в
клубе, но попытаюсь заставить его обратиться в совет…
— Забудем обо мне, — вкрадчиво предложил Мэтт, морщась от
отвращения. Что за гнусное попрошайничество и лицемерие?! Как хорошо, что она
не получит то, к чему так отчаянно стремится! Мэтт был очень рад этому. — Так
ты хочешь тайного развода, чтобы выйти замуж за своего банкира и получить пост
президента, верно? Мередит кивнула.
— И этот пост так для тебя важен?
— Я ничего так не хотела в жизни, — горячо призналась
Мередит. — Ты… ты согласен, верно? — спросила она, с тревогой глядя в
непроницаемое лицо и с ужасом отмечая, что машина остановилась у входа в
магазин.
— Нет.
Он сказал это с такой вежливой категоричностью, что Мередит
на мгновение потеряла способность понимать слова.
— Нет? — недоверчиво повторила она. — Но развод…
— Забудь об этом! — рявкнул он.
— Забыть? Но от этого для меня зависит все на свете.
— Сожалею.
— Тогда я разведусь без твоего согласия, — вскинулась она.
— Попробуй только, и я устрою такой скандал, что ты никогда
не сможешь показаться на людях! И для начала подам на твоего ничтожного банкира
в суд за раскол семьи.
— Раскол се…
Слишком ошеломленная, чтобы помнить об осторожности, Мередит
разразилась горьким смехом.
— Да ты окончательно спятил?! Если сделаешь это, будешь
выглядеть настоящим ослом, брошенным, обманутым мужем.
— А тебя все станут считать изменницей, нарушившей супружеский
долг.
Безумная ярость взорвалась в Мередит.
