— И?
— И теперь он принадлежит нам. Эндерсон кивнул, направился к
двери, остановился и, обернувшись, нерешительно сказал:
— Поскольку мне придется быть рядом с тобой в первых рядах
во время битвы с «Бенкрофт», я бы хотел знать, с чего все началось.
Будь на месте Эндерсона любой другой служащий, Мэтт дал бы
ему отповедь, которую тот не скоро бы забыл. Доверие было роскошью, которую
люди положения и богатства Мэтта не могли себе позволить. Он, как и другие,
поднявшиеся наверх, успел усвоить, что рискованно и даже опасно исповедоваться
кому бы то ни было — часто даже лучшие друзья использовали полученные сведения
к собственной выгоде, а иногда просто рассказывали о доверенных секретах
направо и налево, желая доказать, что находятся на короткой ноге со знаменитым
человеком. Из всех знакомых ему людей лишь четверым Мэтт доверял безоговорочно:
сестре, отцу. Тому и Джо О'Хара. Том был с ним в прежние времена, когда Мэтту
удавалось выжить лишь благодаря уму и отваге и построить империю, имея в своем
распоряжении чутье, дерзость и очень мало наличных денег. Он доверял Джо и
Тому, потому что те доказали свою преданность, и отчасти потому, что они вышли
из тех же неимущих слоев общества, что и он сам, и не имели за спиной элитарных
частных школ и колледжей.
— Десять лет назад, — ответил наконец Мэтт, нерешительно
помолчав, — я сделал то, что не очень понравилось Бенкрофту.
— Иисусе, здорово ты, должно быть, ему насолил, если он до
сих пор не забыл о мести. И что же ты такого сотворил?
— Осмелился забыть о том, кто я и где рос, и вторгнуться в
его неприкосновенный уютный мирок.
— Каким же это образом?
Мэтт последним глотком осушил стакан, чтобы смыть горечью
виски горечь слов и воспоминаний.
— Женился на его дочери.
— Женился на его… Мередит Бенкрофт? Его дочь?
— Да, именно та самая, — мрачно кивнул Мэтт. И пока Эндерсон
в потрясенном молчании глазел на него, Мэтт добавил:
— Есть еще кое-что, о чем тебе так или иначе следует знать.
Мередит сегодня сказала мне, что развод, который, как все считали, получен
одиннадцать лет назад, недействителен. Адвокат, оказавшийся мошенником, так и
не представил прошение в суд. Я велел Левинсону все проверить, но чувствую, что
это правда.
После нескольких минут ошеломленного молчания острый ум Тома
вновь начал функционировать.
— И теперь она требует целое состояние в возмещение
морального ущерба?
— Она желает развода, — поправил Мэтт, — и вместе с отцом
хотела бы уничтожить меня, но, помимо этого, если верить ее словам, не просит
ни единого цента.
Том саркастически рассмеялся. Безусловная преданность другу
требовала немедленных и решительных действий.
— Когда мы покончим с ними, они Бога будут молить о милости
и каяться, что начали эту войну! — пообещал он, шагнув к двери.
После его ухода Мэтт подошел к окну и долго стоял, глядя на
небо, такое же серое и угрюмое, как и его настроение. Эндерсон, возможно, прав
относительно исхода всей этой истории, но ощущение торжества уже таяло. Он
чувствовал себя… опустошенным. Мэтт смотрел, как струи дождя хлещут по
тротуарам и мостовой, а в мозгу неустанно прокручивались прощальные слова
Мередит: «Ты подметок Паркера не достоин! Он… настоящий мужчина! Под этим
дорогим костюмом ты по-прежнему все тот же — грязный работяга из грязного городка
с грязным пьяницей отцом!»
Он пытался забыть обо всем, прогнать из памяти эти жестокие
фразы, но они продолжали преследовать его, мучить, показывать, как он был глуп,
как наивен и каким дураком всегда оказывался там, где дело касалось Мередит.
Все эти годы, даже уверенный в том, что они разведены, Мэтт не мог выбросить ее
из сердца. Он доводил себя работой едва ли не до полусмерти, чтобы создать свою
империю, подстегиваемый все той же идиотской, полубессознательной мечтой
когда-нибудь вернуться победителем и потрясти Мередит всем, чего он достиг.
Губы Мэтта дернулись в горькой издевательской гримасе.
Сегодня у него была возможность произвести на нее впечатление: он богат, носит
костюм, стоивший дороже грузовика, который у него был, когда они встретились,
он повез ее в прекрасный дорогой ресторан в огромном лимузине и после всего
этого оказался не кем иным, как «грязным работягой». Обычно Мэтт гордился своим
происхождением, но слова Мередит заставили его ощутить себя каким-то мерзким,
покрытым слизью чудовищем, выползшим со дна вонючего болота, чудовищем,
сменившим чешую на человечью кожу.
Было уже почти семь вечера, когда Мэтт наконец покинул
здание. Джо открыл дверцу автомобиля, и Мэтт скользнул внутрь. Он почему-то
необычайно устал сегодня и сразу же прислонился больной головой к спинке
сиденья, пытаясь не обращать внимания на все еще витавший в салоне легкий запах
духов Мередит. Он снова перебирал в памяти события сегодняшнего обеда. Как
ослепительно она улыбалась, когда говорила о магазине! Улыбалась ему с типично
бенкрофтским высокомерием, просила об одолжении — разводе без ссор, скандалов и
огласки — и в то же время публично унизила его, отказавшись подать руку, и
втайне помогала отцу, задумавшему разорить бывшего зятя. Ну что ж, Мэтт был
готов дать ей развод. Только не сейчас. Не сейчас. Лимузин неожиданно резко
свернул, и позади раздались истошные вопли клаксонов. Мэтт испуганно открыл
глаза и заметил, что Джо наблюдает за ним в зеркальце заднего обзора.
— Тебе никогда не приходило в голову, — резко спросил Мэтт,
— хотя бы время от времени глядеть на дорогу? Конечно, приключений будет куда
меньше, но есть все шансы остаться в живых.
— Не выйдет. Я впадаю в транс, если глазею на дорогу слишком
долго. Итак, — объявил он, переходя к предмету, который, по-видимому, не давал
ему покоя весь день после стычки Мэтта и Мередит, — это и есть твоя жена, Мэтт?
Мельком посмотрев на дорогу, он вновь обратил внимание на
Мэтта.
— То есть вы спорили о разводе, вот я и допер, что она,
должно быть, твоя супружница, верно?
— Верно! — рявкнул Мэтт.
— Настоящая злючка! Огонь девка! — хмыкнул Джо, полностью
игнорируя сузившиеся глаза Мэтта. — И к тому же ты, кажется, не очень ей по
нраву пришелся, так ведь?
— Не очень.
— Кстати, что она имеет против работяг? Прощальные слова
Мередит вновь кинжалом вонзились в мозг Мэтта: «Все такой же грязный работяга…»
— Грязь, — невразумительно пояснил он. — Ей не нравится
грязь.
Сообразив, что хозяин, по всей видимости, не желает делиться
подробностями, Джо неохотно заговорил о другом:
— Я понадоблюсь тебе, когда на той неделе поедешь на ферму?
Если нет, твой папаша и я собирались предаться двухдневной оргии и сражаться в
шашки с утра до вечера.
