Книга Девушка в зеркале, страница 36. Автор книги Сесилия Ахерн

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Девушка в зеркале»

Cтраница 36

Она вышла, одетая в его рубашку. Казалось, перед ним маленькая девочка, стянувшая у мамы полосатую блузку. Она спала в его кровати, он спал — вернее, лежал с закрытыми глазами — на диване. О том, что случилось, не было сказано ни слова, хотя он с трудом удержался от того, чтобы не засыпать ее вопросами.

Спустя несколько дней она подошла к нему:

— Может, поговорим?

— Разумеется. Ко мне сейчас придет клиент, но, может, вы подождете на кухне?

— Я и есть ваш клиент. — Джудит уселась в кресло напротив.

От удивления изобретатель потерял дар речи.

— Но я не буду вам ничего рассказывать, — сказала она.

Он коротко кивнул и промолчал: боялся, что голос его выдаст.

— Я знаю, вы никакой не психиатр. И терпеть не можете, когда люди вдруг начинают изливать вам душу.

— С вами все по-другому.

Она грустно улыбнулась:

— Вот мое воспоминание. То, что я хочу себе придумать. Это тот день, когда я сюда пришла.

Он сразу понял, что она имела в виду.

— Вы открыли мне дверь. Таким счастливым я вас еще не видела. Заинтригованная, я промолчала, но улыбнулась. У вас была такая обаятельная, такая заразительная улыбка. И вы были рады, что я улыбнулась вам в ответ. «Доброе утро, Джудит», — сказали вы. «Но меня зовут Мэри», — ответила я. — Она не отрывала от него глаз, блестящих от слез.

Какое красивое имя — Мэри, подумал он.

— А вы сказали: «Какое красивое имя, Мэри», — продолжила девушка. — «Спасибо», — ответила я. Вы провели меня в коридор, помогли снять пальто — вы ведь настоящий джентльмен. Показали мне кухню. Как только вы открыли дверь, я почуяла прекрасный аромат. Никогда еще не видела я такого чудесного, такого аппетитного завтрака. Никто и никогда ничего подобного для меня не делал.

Тогда я повернулась к вам и сказала: «Большое спасибо». А еще сказала, что еда пахнет совершенно изумительно и тостов аппетитнее я не видывала. «Никто и никогда ничего подобного для меня не делал», — добавила я.

А вы прямо расцвели от счастья.

Мы сели за стол, и я все съела. Все до кусочка, ведь все было так вкусно, а мне так хотелось показать, как я ценю ваши усилия. И я сказала вам, что ничего вкуснее в жизни своей не ела.

И вы расцвели еще больше.

Потом вы принялись за газету, и мы стали обсуждать всякие новости. Я спрашивала вашего мнения — не потому, что меня так уж интересовали статьи, а потому, что хотела услышать ваш голос. Потому что я люблю ваш голос. Потому что никогда прежде я не слышала голоса, от звуков которого мне становилось бы так спокойно и хорошо. Так спокойно, как не было еще никогда.

Его глаза заволокли слезы.

— Я так вам и сказала, и вы чуть не расплакались, — продолжила она. — А потом я спросила вас о машине: как вы до нее додумались. Я не стала спрашивать, почему вы решили ее изобрести, хотя мне всегда хотелось это узнать. Но я догадываюсь почему. До меня доходили всякие слухи о том, что тогда произошло, но я им совсем не верю. Но я не стану спрашивать вас о машине: теперь я и так знаю, что побудило вас ее создать. Да, теперь я знаю, каково это, когда слово уже вертится на кончике языка, но проходит мгновение — и момент упущен, и ты уже ничего не скажешь. А потом мечтаешь вырвать себе сердце из-за того, что так ничего и не сказала и не сделала. Я знаю, как вас раздражает, когда посетители требуют поселить в их память всякие дурацкие воспоминания — как будто они становятся спортивными звездами или изменяют женам с роковыми красотками. Потому что машина — совсем не для этого. Она нужна, чтобы исправить какое-то одно-единственное мгновение, чтобы все стало так, как было бы, если б ты не отвлеклась, или не была такой трусихой, или просто знала, что этот утерянный миг — единственный, когда ты обязана была сказать или сделать то, что хотела.

Но тогда я всего этого вам не сказала. Потому что вы знали, что я знаю. И мы обсудили расписание посещений, а затем съели бутерброды с сыром. И прежде чем уйти, я поблагодарила вас за все то, что вы для меня сделали. И обняла вас. И это объятие стало самым теплым, самым чудесным, самым уютным за всю мою жизнь, и я поняла, что вы защитите меня от всего плохого, что может со мной произойти.

Он кивнул.

— А потом я пошла домой. Совершенно счастливая. А вы смотрели, как я ухожу. Совершенно счастливый. И мы оба знали, что все будет хорошо.

Она умолкла. Слезы текли по их лицам. Сняв провода, она встала, взяла сумку, пальто и ушла. Закрываясь, щелкнула входная дверь. Изобретатель смотрел, как она поднимается по ступенькам на тротуар. Он ничего не слышал, кроме мерного жужжания машины. Больше он никогда не видел Джудит.

Он прикрепил присоски к вискам и лбу.

Он легонько пробежался пальцами по ее волосам, волнистым и мягким, словно бархат. Вдруг его кто-то окликнул — справа к ним подходил его коллега. Они поздоровались.

До свидания, скоро увидимся, сказала она. Он рассеянно кивнул и быстро прижался губами к ее нежным пальцам. Ее кожа всегда была такой теплой, такой мягкой. Она быстро отдернула руку, чтобы не скомпрометировать его в присутствии коллеги, и ушла. Он вновь повернулся к знакомому, и они принялись обсуждать дело, долгие месяцы не дававшее им обоим покоя. Он слышал, как она еще раз крикнула ему «пока», но был так увлечен разговором, что не ответил сразу. Он извинился перед коллегой — надо все-таки как следует с ней попрощаться. Тот немного обиделся, но остался ждать его на месте. Он взглянул на нее, и она обернулась. Их глаза встретились, и она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Последнее подтверждение их любви.

А потом он услышал шум. Страшный, ужасный звук, который ему не суждено забыть. Коллега схватил его за руку, так сильно, что он почувствовал, как ногти впиваются ему в кожу. Он все понял. Но так и не смог оглянуться. Он не хотел, чтобы до скончания века перед его глазами стояла эта кошмарная картина, потому что знал — каждый день он будет переживать этот ужас снова и снова. И во сне, и наяву. Каждый божий день.

Не воспоминание ему следовало изменить — оно было практически идеальным. Сам день был почти идеальным, вот до этого самого момента. Мэри права: вот о чем он жалеет, вот что гложет его изнутри, заставляя переживать одно и то же раз за разом, по тысяче раз за день. Если бы тогда он поднял глаза, когда она его позвала. Они улыбнулись бы друг другу, и она в самый последний раз увидела, что он ее любит. Лошадь с повозкой все равно бы ее сбила. Лошадь что-то напугало, и она понесла. Не может же он изменить все воспоминания у всех людей, что находились тогда на площади. Он не может воскресить ее силой мысли. Это бесполезно. Однако тот последний взгляд… Если бы он мог это изменить! Это была их единственная ошибка в тот день. Сама авария — это чья-то еще ошибка, чья-то чужая вина. Если б исправить все с этой улыбкой!.. Да, тогда весь день до аварии был бы просто идеальным.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация