— Нет.
— Если у вас какие-то претензии… Лучше подождать вашего батюшку.
Тоже говорит «батюшка», как Винченцо, машинально отметила она.
— И если что-то не так, мы обязательно разберемся. Обязательно. А вот и он, кстати! — И Женевьева улыбнулась, словно это ее любимый отец вернулся с рыбалки.
Отец вошел шумно, вместе с розовым, обгоревшим на солнце Броневским. Они вдвоем, ухая и веселясь, тащили огромную рыбу — точь-в-точь как вчерашние американцы. Отец придерживал локтем распахнувшуюся дверь, за Броневским волочились снасти — какие-то удочки, катушки.
— Папа! — Она и забыла, когда обращалась к нему так. — Папа, послушай…
Он отмахнулся, без обычного, впрочем, раздражения:
— Иди, доча, мешаешь…
«Дочей» он ее тоже давно уже не называл. Кажется, вообще не называл. Может, выделывается перед Броневским?
— Папа… — повторила она, — с Пасиком… Пасик…
Отец побледнел волной, краска сошла сначала с загорелой лысины, потом с румяных щек.
— Что? — спросил он шепотом, глядя на нее страшными остановившимися глазами. — Что с Пасиком?
— Не знаю… — Она замялась. — Он…
Не надо было отца так пугать, надо было подождать, пускай бы сам…
— Пасик! — Отец рванул дверь на веранду.
Пасик слез со стула и пошел навстречу, улыбаясь во весь рот:
— Ух ты, какая рыбища! Папка, ты молодец!
— Пацан, — сказал Броневский и потрепал его по стриженой макушке, — хороший пацан!
— Ты что, дура? — Щеки отца обрели свой нормальный цвет, потом покраснели. — Ты чего пугаешь?
— Я только… — она снова запнулась.
Пасик проскакал по винтовой лестнице наверх и оттуда, перевесившись через перила, показал ей язык. Опять, точь-в-точь как вчера, из кухни набежали повара в белых колпаках, утащили рыбу… Отец проводил их веселым взглядом, а Броневский все продолжал дружелюбно похлопывать его по плечу.
— Пошли ко мне, ага? Обмыть бы надо.
Они бок о бок прошагали в курительную, при этом отец называл Броневского Коляном.
Она так и осталась стоять посреди холла.
Женевьева, чуть заметно улыбаясь, поглядела на нее из-за конторки, пожала плечами и опять вернулась к своему детективу.
Надо идти наверх, в номер, но мне страшно. Я боюсь Пасика. Раньше, когда он был странный, не боялась, теперь боюсь. Это вообще не Пасик. Какой-то другой пацан. А отец не видит. Как он может не видеть, это ж его сын! Может, мама…
На огромной двуспальной кровати мать раскладывала только что купленные тряпки — ворох жакетов, юбок. Почему-то всегда видно вещь «от-кутюр», даже если покрой простой… Мать и сама выглядела шикарно, казалось, помолодела вроде.
— В косметическом салоне были, — мать приложила к груди очередную жакетку и придирчиво рассматривала себя перед зеркалом. — Нравится, да? Жаль, ты с нами не пошла, там такие консультанты, такие стилисты… Тебе точно бы подошло что-то женственное, и чтобы вырез побольше. У тебя же тициановский тип, а одеваешься как пэтэушница какая-то. Вон майку зеленью вымазала. Ничего, мне эта майка все равно никогда не нравилась. Вернемся, я тобой займусь. Летом и у нас распродажи бывают, мне Броневская эта говорила. Она вообще ничего оказалась, хорошая тетка и училась в педе, представляешь? У нас на факультете, только годом раньше. Я вроде ее помнить должна, но не помню…
— Мама… — Она запнулась, потом осторожно спросила: — Ты Пасика видела?
— Ага. — Мать повернулась к зеркалу боком, живот у нее куда-то ушел странно, наверное, белье тоже купила правильное. — Эта Кавани сказала, что он легко поддается социализации. Что просто надо было снять блоки…
— Какие блоки?
— Откуда я знаю, какие блоки? Она психолог, ей лучше знать. Специалист. Малый просто расцвел. Завтра они едут в зоопарк, он только об этом и говорит… Как раз хорошо, я завтра записалась на процедуры, косметолог сказала, что еще пару дней, и кожа будет как новая, представляешь? А у этой Броневской проблемы с волосами, кто бы мог подумать?
— А тебе не кажется…
— Может, с нами поедешь? Я прямо вижу, что с тобой можно сделать! Волосы под темное золото, кожу осветлить чуть-чуть, помаду розовую. Ты будешь точно как эта… Мария Магдалина, у них в музее висит. Тициан, подлинник. А та, что в галерее Уффици, та подделка, они говорят. Тут такая история была с этим Тицианом…
Она попятилась и остановилась, только когда уперлась спиной в подоконник. Опять этот Тициан!
— Сейчас, когда с Пасиком полегче стало, надо бы тобой заняться. А то растешь как трава в поле. Красивая ведь девка вымахала! Вернемся — посажу тебя на диету, чтобы чуть-чуть сбросила, много не надо, сейчас полненькие как раз в моду входят. Кожа сама очистится, надо только диету правильную подобрать. Гляди, что я тебе купила, настоящий Тиффани, начало двадцатых, серебро, эмаль. Видишь клеймо?
— Подделка, — с трудом выговорила она.
— Ничего и не подделка, дуреха, сертификат вот. Как раз под твой новый имидж, коллекционный образец… Это тут дешево, а хоть в России, хоть в Америке знаешь сколько это вообще стоит? А Броневская себе Фаберже купила, представляешь? Ну и глаз у нее! Поглядела, сразу говорит — а ведь это Фаберже, мон дье… Отец, погляди, как тебе?
— Ты у меня красавица! — Отец, радостный, оживленный, стоял в дверях, потирая руки. — Надо же, как тебе идет эта штука. Ну и я неплох! — Он, улыбаясь, плюхнулся в солидное толстоногое кресло. — Броневский-то… Мы с ним отлично сыгрались. Он ведь меня к себе позвал.
— Ох! — Мать прижала ладонь к губам. — Правда?
— Знаешь, сколько он мне положил? Для начала причем? И доля в предприятии… и… он сказал, что когда рыбачишь вместе, то сразу видно, на кого можно положиться, на кого нет. Как вернемся, незамедлительно чтобы я ему звонил по приватному номеру, приступаю и без всякого испытательного срока! — Отец вскочил, прошелся взад-вперед по комнате.
А ведь он даже ходит по-другому. Плечи развернуты, голова поднята…
— Порыбачили мы и правда неплохо. Уж я эту рыбу вываживал-вываживал… Надо же, у нас и снасти одинаковые, ну, у него подороже, конечно. Ну и поговорили там о том о сем…
— Знаю я, о чем вы, мужики, когда нас рядом нет, — сказала мама и улыбнулась.
— Да ладно! — Отец подошел к ней сзади, обнял за плечи, зеркало отразило их обоих, оживленных, радостных, почти красивых. — Ты вон у меня какая… Давай надевай вот эту штуку, ту, которая с открытой спиной, и пойдем, пойдем к Броневским, ужинать пойдем, они как раз звали к себе за столик… Пойдешь с нами, доча?
Она молча замотала головой.
— Ну, правильно, чего тебе за нами таскаться? Тут наверняка кто-то помоложе имеется. — Отец подмигнул ей, потрепал по голове и стал переодеваться к ужину.
