— Да?
— Ты все еще это читаешь?
— Ты о чем? — удивился Симон, и тут же сообразил. — А… не то, чтобы читаю, так просматриваю…
— Замок и правда принадлежал Дракуле?
— Тебе же сказали: нет.
— Откуда тогда все эти поверья? — Он помялся и вдруг выпалил. — Послушай, а он на самом деле существовал?
— Кто? Граф Дракула? — Симон все-таки захлопнул книгу, не удержался. — Кто это проверит?.. Все было слишком давно… Скорее всего, это просто выдумка…
— А ты всегда можешь отличить выдумку от правды, Симон? Тут Гидеон рассказал мне какую-то странную историю…
— А, — неохотно сказал Симон, — это правда.
— У него ожоги второй степени… Но он говорит, они не болят.
— Ему их заговорили, — пояснил Симон.
— Ах, вот как! Заговорили…
Они помолчали. Потом Винер сказал:
— Ты знаешь, у меня не выходит из головы… Возможно, это была рецессивная мутация. Здешние горы все-таки изолят… Как и любые другие, впрочем.
— Вампиры — рецессивная мутация? — Симон вздохнул. — Послушай, а это идея. Почему бы тебе не рассказать об этом Коменски?
«Может, тогда он от меня отстанет», — подумал он. Винер ему не нравился, но он стыдился признаться себе в этом.
— Уже рассказал, — с готовностью отозвался Винер. — Интересная гипотеза, знаешь… Мутации постепенно накапливались в изолированной местности, вытесняя первоначальную популяцию. Все местное население… Мы имеем дело не с людьми, Симон.
— Внешне они люди, — твердо сказал Симон. — И никто из них, насколько мне известно, не является вампиром.
— Это — скрытая мутация, — упрямо сказал Винер. — Чтобы она проявилась, нужны определенные условия. Будь они люди… мы бы не испытывали сейчас таких трудностей.
— Ты так говоришь, как будто у Лагранжа не то же самое, — Симон пожал плечами, — они-то приземлились в степной зоне. Там, мой милый, все точно так же, хотя это никакой не изолят. Степь открыта, поселений много, практикуются экзогамные браки… опять же, набеги кочевников — с одной стороны, сплошное смертоубийство, с другой — все же какой-то прилив свежей крови…
— Спонтанная мутация, — не уступал Винер, — все население изменилось.
Симон непроизвольно поежился: ветер не проникал в жилую зону благодаря куполу защитного поля, но все равно под перекрытиями замка почему-то продолжали гулять сквозняки.
— Почему бы тебе не взять образцы тканей, — предложил он, — и не проверить…
— Так они меня и подпустят с анализатором, — угрюмо сказал Винер. — Да это и…
Он запнулся и смолк. Симону стало его жаль… «Что это я, — подумал он, — он же хочет, как лучше».
— Тебе образцы крови нужны, — сказал он, — пойдем… Я взял образец крови. Анализатором…
— Как ты ухитрился? — удивился Винер.
— Да никак. Просто взял и все. Нужно было поставить диагноз — там, в деревне, больная лежачая, вот я и…
— Она была не против?
— Она и не видела, что я делаю — ослепла тдвадцать лет назад. Не в этом дело, Винер. Ты же знаешь, будь там любые отклонения от нормы — вплоть до генетических аномалий — анализатор их засек бы. Нет там ничего. Точнее, из ряда вон выходящего.
— Никакой мутации?
— Никакой. Физически они не изменились.
— А… психически?
— Это вне компетенции анализатора.
— Если они остались прежними, — задумчиво сказал Винер, — возможно, тогда…
— Что-тогда?
— Изменился кто-то еще.
— Вертикальная эволюция? Брось!
— Чем она тебе не нравится?
— Да тем, что… Что же, большая часть населения мутировала, превратилась невесть во что, а остальных бросила на произвол судьбы?
— Знаешь, в чем твоя беда, Симон? Ты исходишь из прекраснодушного постулата, что высший разум по природе добр.
— А ты — нет?
— Ты, вроде полагаешь себя вполне гуманным человеком. Но ты же не подкармливаешь местных муравьев.
— Понял. Но тогда бы мы видели следы их деятельности, этих, высокоразвитых — ведь так?
— Если они сохранили прежнюю свою природу, тогда безусловно — да. Видели бы.
— Но они, по-твоему, не сохранили.
— Разве такого не может быть?
— И чем они стали? Разумным сгустком силовых полей, так? И как же ты наладишь осмысленный контакт с силовым полем? Ладно, твоя идея, ты и работай…
— Так я возьму распечатки? — упрямо спросил Винер.
— Да, — согласился Симон, — разумеется.
* * *
В аппаратной было тихо. Гидеон, правда, был уже там, но сидел молча, сосредоточенно подкручивая верньеры следящей аппаратуры. Симон запустил сигнал вызова и тоже стал ждать, откинувшись на спинку массивного кресла — музейное кресло, с гнутыми ножками и львиными лапами на ручках, тут, среди мерцающих экранов, смотрелось все-таки слегка диковато.
Ближайший экран несколько раз мигнул, и на нем появилось лицо Улисса.
— А, привет, — сказал он, — ты сегодня дежуришь?
— Да. Я поменялся с Винером — он занят своими пробами. Как у вас дела? Улисс пожал плечами.
— Продвигаются.
— Как ваша девочка? Думаешь, из этого что-то выйдет?
— Пока непонятно. Девочка вроде неглупая. Но что она одна может…
— Слишком слабые импульсы?
— Какие там импульсы. Вот если бы они все… Если их подтолкнуть…
— На это уйдет слишком много времени. У нас его нет, ты же знаешь. Но все-таки, пусть попробует… А как твои?
— Суеверны до крайности. Всего боятся.
— Вас тоже?
— Нас терпят. Мы сильнее.
— Всегда одно и то же. Эти, по крайней мере, не боятся ничего. А что толку?
— Ладно, — сказал Симон, — не хандри. Что передать Коменски?
— Что все идет по плану, — ответил Улисс. — То есть… какой это план? Так, импровизация.
— Ну и импровизируй, — пожал плечами Симон.
— Ты же знаешь… это мое слабое место.
— Не только твое.
— Ох, боюсь, не наделали бы мы глупостей!
— Брось, — сказал Симон, — мы просто не успеем.
Он отключил связь и огляделся. Неведомые предки сурово смотрели на него с настенных портретов — темные, покрытые патиной времени лица.
Оливия догнала его в коридоре. Симон обернулся, хотя ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать Оливию. Больше никто не ходил так легко, никто больше не заставлял его вздрагивать, прикасаясь к его плечу.
