— Что?
— Вставай, — сурово сказал Симон, — пошли.
— Среди ночи? Куда? Ты с ума сошел!
— Лучевик возьми, — Симон торопливо натянул куртку и пристегнул к поясу фонарик.
— Почему среди ночи? — продолжал недоумевать Гидеон. — Почему одни? Нужно по крайней мере известить Коменски, если тебе уж так не терпится…
— Нет времени. Пошли, потом объясню…Дорога была почти невидима из-за спустившегося с гор тумана, каждая выбоина в узком луче фонаря казалась пропастью, кустарник на обочине ощетинился копьями, сова бесшумно пролетела у них над головами, направляясь на ночную охоту.
— Почему мы не взяли мобиль? — бормотал Гидеон, стараясь поспеть за Симоном. — Ты никогда не берешь мобиль, но…
— Слишком заметно, — сказал Симон, — он увидит его еще издали.
— Кто?
— Ш-ш…
Из тьмы выплыла изгородь — массивные бревна с затесанными кольями уставились в небо, хижины притаились за ней, точно испуганные животные.
Симон крутил головой, пытаясь уловить хоть какой-то шорох, шум крадущихся шагов, хоть какое-то движение.
Но за изгородью стояла полновесная ночная тишина — тишина прикорнувшей во тьме деревушки, пахнущей молоком и хлевом. Симон на миг зажмурился — ему было стыдно. Гидеон топтался сзади, молча, но Симон каким-то образом ощущал его недовольство.
Потом он услышал.
Выла собака.
В ночи, населенной кошмарами спящих обитателей деревни, под равнодушным безлунным небом тоненько завыла собака. Потом вой резко оборвался. Симон потянул Гидеона за рукав.
— Пошли, — шепотом сказал он.
Они осторожно двинулись вдоль изгороди. Калитка была рядом, и, просунув руку сквозь колья, можно было отодвинуть массивную деревянную щеколду, но Симон прошел дальше, туда, где вкопанные в землю бревна чуть расходились, открывая низкий лаз. Ему пришлось сложиться почти пополам, чтобы протиснуться в него, но в результате он оказался в тылу хижин, на крохотной площадке рядом со срубом колодца.
Гидеон пошевелился, и Симон предостерегающе положил ладонь ему на рукав. Долину вновь захлестнула тишина, и они замерли в настороженном ожидании. Потом раздался свист.
В этом свисте не было ничего ни от животного, ни от человека — тихий, переливчатый свист, такой нежный и влекущий, что Симон помимо воли сделал шаг вперед.
Белая фигура кралась вдоль бревенчатой стены ближайшего дома — человеческая фигура, но походка не человеческая; плавная, скользящая, руки вытянуты вдоль тела, спина согнута. Она двигалась бесшумно, но как-то слепо, механически; чуть не наткнулась на угол, в последний миг обогнула, поднялась на крыльцо, уперлась в запертую дверь, постояла в недоумении, потом вновь издала все тот же переливчатый, тоскливый, зовущий свист. Симон вновь подавил отчаянное желание откликнуться на этот зов и услышал, как у него за спиной прерывисто вздохнул Гидеон.
Белая фигура скорчилась на крыльце в ожидании, потом, через какое-то время дверь отворилась, и на пороге нерешительно застыла другая фигура — поменьше. Первая попятилась, спустилась с крыльца, и, дойдя до калитки, вновь издала все тот же тоскующий свист, и маленькие босые ноги на крыльце нерешительно переступили на месте, потом стали осторожно ощупывать ступеньки.
Белая фигура уже была за калиткой. Пригнувшись, она шла по улице, удаляясь от дома и, время от времени оборачиваясь, свистела тихо и мелодично, и отзываясь на этот призыв, так и не открыв сонных глаз, за ней следовал мальчик в холщовой белой рубахе.
Симон попытался пошевелиться и с ужасом понял, что не может сделать ни шагу — казалось, мышцы одеревенели от напряжения. Тем временем первый уже скользнул за изгородь, а за ним неуверенной походкой глубоко спящего человека брела, спотыкаясь, его новая жертва.
Лишь когда они скрылись из виду, Симон вновь обрел способность двигаться. Какое-то время он просто стоял, отчаянно хватая ртом сырой воздух, потом повернулся к Гидеону.
— Видел? — спросил он.
— Вроде видел… — неуверенно ответил Гидеон. — Только…
— Он его выманил. Просто взял и выманил. Нужно…
И тут, словно отвечая на его слова, на площади глухо ударил колокол. В ближайшем доме вспыхнул огонь, и сквозь крохотное окошко были видны мечущиеся тени.
— Черт! — Симон, наконец, опомнился — Я-то надеялся взять его по-тихому.
— Кто поднял бучу?
— Наверняка старуха. Ладно, не важно. Скорей, Гидеон, может все-таки успеем раньше…
— Я не понимаю, — тихо сказал Гидеон.
— Все еще не понимаешь?
Он уже не таясь распахнул калитку и выскочил за изгородь. За спиной хлопали двери, перекликались встревоженные голоса, кричала женщина — отчаянно, захлебываясь…
Смутно белеющая во тьме фигура, петляя меж кустарников, пробиралась к лесу. За ней следовала другая — точно привязанная к первой невидимой ниткой.
— Лучевик! — крикнул Симон. — Постарайся подстрелить его, Гидеон. Целься в ноги!
Гидеон стал молча, деловито прилаживать инфракрасный прицел.
Свет факелов позади быстро приближался, тени заметались по земле. Мимо уха Симона просвистела стрела и вонзилась в ночного гостя. Тот запнулся, упал на колени, потом поднялся на четвереньки. И тут, словно порвалась невидимая нитка, мальчик отчаянно завизжал и бросился прочь.
Раненый рассеянно ощупал грудь, одним движением выдернул торчащую стрелу и, передвигаясь по-прежнему на четвереньках, но с невероятной быстротой и ловкостью, бросился следом за ускользающей добычей.
— Истинно, упырь! — сказал кто-то за спиной Симона.
— Гидеон!
Гидеон поднял лучевик, прицелился, но вдруг слабо вскрикнул и опустил оружие.
— Это же…
Неведомое создание, наконец, настигло крохотную фигурку и швырнуло добычу на землю.
— Гидеон!
Больше никто выстрелить не рискнул — мальчик находился слишком близко к своему похитителю.
Гидеон, всхлипывая, прицелился и нажал на спуск. Сфокусированный луч был почти невидим, но тот, в кого он уперся, отшатнулся как от удара и выпустил жертву. Одежда на нем вспыхнула, волосы занялись алым пламенем и лицо, до сих пор скрытое во тьме, озарилось багровым светом.
Человек, охваченный языками пламени, катался по земле, пытаясь сорвать с себя пылающие тряпки. «Будь это комбинезон, — отрешенно подумал Симон, — все бы обошлось, но он ведь во что-то вырядился…
Мальчик отполз в сторону и свернулся калачиком на земле, трясясь и всхлипывая.
Гидеон, по-прежнему сжимая оружие в бессильно опущенной руке, побрел к поверженному телу.
Симон пошел следом.
«Нам самим придется нести его в лагерь, — подумал он — никто больше не решится и пальцем до него дотронуться».
