— Зачем? — ошеломленно помотал головой Симон. — Не понимаю… они же никогда сами не причиняют вреда… никогда ничего не делают…
Экраны в аппаратной разом замерцали и тоже погасли — теперь они таращились слепыми бельмами, и на выпуклой поверхности Симон увидел собственное, медленно всплывающее лицо. Линза искажала его — или это ему только показалось…
— Может, они не нарочно, — неуверенно сказал Гидеон, — может, это просто побочный эффект… их тут слишком много…
— Нарочно или нет, какая разница… теперь мы совсем беззащитны. Нас обложили со всех сторон. Выйти из замка мы не можем — осаду наверняка не сняли. А в небе висят эти…
Симон машинально провел ладонью по кобуре лучевика.
— Конечно, можно было бы попытаться пробиться сквозь заслон, но не в этом дело. Коптер не взлетит…
Гидеон помотал головой.
— Не понимаю, почему…
— По тем же причинам» по которым тут когда-то остановились все заводы… нарушились все электронные средства связи… превратились в груду бесполезного хлама все электромагнитные носители, которыми они так гордились… Быть может, ты прав — это какой-то побочный эффект. Или они каким-то образом научились откачивать энергию-Оливия смотрела на него, по ее лицу пробегали отблески света, словно солнечная рябь по поверхности воды.
— Симон!
Он устало отозвался:
— Да?
— Мне страшно…
Он на миг привлек ее к себе и зарылся лицом в легкие, светлые, точно серебряная пряжа, волосы.
Потом отстранил.
— Я знаю, — сказал он. — Но мы выберемся. Обещаю тебе.
— Они… не сделают нам ничего плохого, да?
Он еле удержался, чтобы не спросить — тебе мало? — но тут лишь сообразил.
— Эти-то? Нет, но… им и не надо ничего делать.
— Я вот все думаю… может, они просто хотят… быть поближе… я ощущаю их, Симон. Там так хорошо. Так спокойно…
— Это тоже смерть, — мягко возразил он.
— Не смерть, — она подняла на него глаза… расширенные темные зрачки… — Сон…
Передатчик, работавший на автономном питании, вдруг снова отчаянно запищал — Симон совсем забыл о нем. Да и что толку — кто бы там ни был, подумал он, ему до нас не добраться… А мы в ловушке. И вдруг вспомнил.
Он потянул Гидеона за рукав и отвел его в сторону.
— Послушай, твоя авиетка на ходу?
Гидеон медленно проговорил:
— Верно! Авиетка… Бензиновый двигатель и все такое… Да… на ходу. Только…
— Да?
— Быть может, нам и удастся посадить ее, там, в предгорьях… Но вновь поднять в воздух — наверняка нет… И потом…
— Да?
— Симон, она же двухместная.
— Я знаю, — ответил Симон… — послушай… Увози отсюда Оливию. Я останусь. Попробую их задержать.
— Симон…
— Ты же лучше меня умеешь управлять этой штукой, верно?
— Да, но…
— Тогда выводи ее. Все равно кому-нибудь надо прикрывать отступление… Прислушайся…
— Все в порядке, — сказал он, — ты был прав… Похоже, эти штуки губительны только для электроники. Мотор завелся… Я приладил индикатор. Сигнал поступает. Беспрерывно. Теперь мы будем знать, куда он движется. А ведь он движется… Координаты все время меняются. Идет сюда, и, судя по скорости, пешком… Кто это, как ты думаешь?
— Не знаю.
— Как он там оказался?
— Понятия не имею. Послушай, я сейчас… Ворота долго не выдержат.
— Паршиво, — равнодушно сказал Гидеон. — Не крутанешь пропеллер? Только осторожней…
— Гидеон!
— Что?
— Ничего… Хоть ты держись, прошу тебя. Оливия…
Он оглянулся. Потом вновь обернулся к Гидеону, схватил его за плечи, встряхнул.
— Послушай, где Оливия? Тот пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Но она была тут!
— Разве?
Симон едва сдержался, чтобы не ударить его по лицу. Гидеон продолжал бессмысленно смотреть на него.
— Почему ты ее отпустил, сукин ты сын? Почему позволил ей уйти?
«Может быть, еще не поздно, — подумал он. — Может быть, она просто»… Он оттолкнул напарника и огляделся.
— Оливия! — крикнул он. Тишина.
Светящееся пятно висело у них над головой — совсем близко.
«У ваших ног… шалаш построил,
чтобы из него… взывать к возлюбленной…
Чтоб эхо… «Оливия!» холмам передавало»…
Он устало провел рукой по глазам и вернулся к ангару.
Ворота содрогались и трещали, и железная скоба начала гнуться и скрежетать в своих пазах.
«Надолго ее не хватит», — отрешенно подумал Симон.
Мотор авиетки чихал, выпуская клочья сизого дыма, и носовой пропеллер начал раскручиваться — сначала медленно, потом все быстрее, пока не слился в сплошной мутный круг. Авиетка неуверенно дернулась, потом пошла юзом, и наконец, медленно покатила вперед, вихляя крыльями.
Гидеон, восседающий на месте пилота, был похож в своих защитных очках на какое-то неведомое чудовище. Одной рукой манипулируя рычагами управления, другой он помахал Симону:
— Садись! Скорее!
Двор был явно недостаточно велик для разгона — похоже было, что Гидеон просто выбрал эксцентрический способ самоубийства.
Симон пожал плечами и догнал авиетку. В открытой, тесной — только-только для двоих — кабине отчаянно воняло бензином и машинным маслом. Гидеон, сгорбившись, потянул на себя рычаг управления.
«Странно, — подумал Симон, — что эта штука хотя бы ездит».
Ворота рухнули, и разъяренная толпа, сметая все на своем пути, ворвалась в замок. Кто-то наступил на взрывпакет — Симон непроизвольно зажмурился, словно клочья разорванной плоти могли задеть его по лицу. Но толпа уже перевалила через куски того, что только что было человеком, и ринулась вперед — люди напирали друг на друга, угрожающе размахивая бесполезными в такой давке кольями и вилами.
Авиетка, подпрыгивая, неслась впереди, чихая сизым дымом в лица преследователей. Потом помчалась еще быстрее — земля, бросаясь под колеса, слилась в сплошную бурую полосу.
«Куда это он?» — подумал Симон и тут же сообразил, что авиетка несется в щель между ангарами, туда, где постройки примыкали к крутому обрыву.
— Ты с ума сошел! — прокричал он, инстинктивно схватившись за низкий бортик. — Самоубийца!
— Какая разница? — крикнул в ответ Гидеон. «И верно, — подумал Симон, — какая разница»… Все же, он прикрыл глаза, когда содрогающаяся пробежка машины сменилась плавным падением, но авиетка, заложив головокружительный вираж, выпрямилась и теперь забирала вверх, проскользнув меж отвесными стенами. Восходящий поток поддерживал ее. Симон открыл глаза и увидел замок, двор и ангары — люди стояли во дворе, запрокинув головы, и смотрели им вслед; сначала они были большими, потом вдруг стали очень маленькими, почти несущественными…
