— Разверзлись хляби небесные? — подсказал Леон.
Берг кивнул.
— Меньше чем за две недели выпала трехмесячная норма осадков: я проверил по сводкам климатологов из Первой Комплексной. И не похоже, чтобы дождь прекращался, — сам видишь.
Леон взглянул в окно: пейзаж, казалось, был задернут мутной стеклянной завесой.
— Сейчас самое время полевых работ, а что толку к ним приступать — все гибнет. На урожай рассчитывать не приходится. Да еще и это нашествие мышей…
— Что?
— По всему графству. Я как-то раз видел, как они выбегали из амбара, да что там выбегали — вываливались! Это был какой-то живой ковер! Словом, все жители окрестных сел, все благодарные подданные нашей светлости кинулись в город, под защиту крепостных стен. Черт знает сколько народу. Жди теперь холеры, а то и чего похуже.
— Я проведу на всякий случай ревакцинацию, — сказал Леон.
— Сколько там еще ампул?
— На нас с тобой хватит. Вкачу дозу Айльфу, хоть и не знаю, как он ее перенесет. Но рискнуть стоит — парень спас мне жизнь.
— Да, — произнес Берг, — кстати… Насчет спасения жизни… Я полагаю, нам с тобой следует поблагодарить лорда Ансарда. Это целиком его заслуга — ваше спасение, я имею в виду. Он выслал свой отряд на поиски.
— Ансард? — удивился Леон такой степени участия совершенно незнакомого ему лично человека. — С чего бы? Какой ему с нас прок? Я понимаю, его светлость…
— Где сядешь, там и слезешь с нашей светлости… О дa, маркграф пытался что-то сделать — для виду… И даже не старался это скрыть. Да еще дал мне понять, что я под домашним арестом.
— Под арестом?
— Солер здорово потрепало. Мы сейчас его козырная карта в торгах с Ретрой, вот он и не знает, то ли подкупить нас, то ли припугнуть… То ли придушить к чертовой матери, чтобы другие не позарились. Та же Ретра — недаром посол Эрмольд на приемах от меня не отходит…
— Ретра?
— Вполне возможно, что в таких обстоятельствах Ретра захочет расширить свои границы. Причем, заметь, вполне бескровно. Еще немного, и солерцы сами начнут проситься под руку господина Орсона. Кто кормит, тот и господин… А тут еще мы, неизвестно зачем… Ох, Леон, до чего все не вовремя…
— Да… — согласился Леон, — не вовремя. Послушай, в каких ты сейчас отношениях с леди Герсендой?
— Что значит — в каких отношениях? — удивился Берг.
— Ну, ты можешь добиться у нее приема? Я бы хотел определить к ней Сорейль… Нужно ведь ее куда-то… Не на кухню же отправлять?
— А! — вспомнил Берг. — Та девушка… Я-то думал, ты захочешь оставить ее при себе — после всех твоих подвигов…
— Э… — промямлил Леон, — я думал… Устав…
— Ну да, — кивнул Берг. — Вообще-то, конечно, это все не по Уставу, но какой сейчас Устав — все так закрутилось… Так что я готов закрыть на это глаза. Если, конечно, ты не позволишь манипулировать собой — с ее помощью или при ее участии…
— Нет, — сухо сказал Леон, — я не хочу оставить ее при себе. Но я бы хотел пристроить ее ко двору — она молода, хороша собой и умеет себя держать… никто и не примет ее за простолюдинку.
— Маркграф ее узнает, неприятностей не оберешься.
— Не узнает. Он ее почти и не видел — в темноте, в горячке… а мурсианцев, которые могли бы ее опознать, и на порог замка не пустят. А я выдумаю какую-нибудь легенду… вернее, Айльф выдумает. Он на это мастак. Про заколдованный замок, про черного рыцаря-великана, предводителя разбойников, которого мы одолели оружием и хитростью.
— Освободили, значит, прекрасную пленную деву…
— Вот именно.
— А если она проговорится ненароком?
Леон заставил себя поглядеть Бергу в глаза.
— Не проговорится. Самое странное, Берг, что она и сама так считает.
— Она что, не в себе?
— Трудно сказать… Держится она совершенно адекватно, но что творится у нее в голове… такая неразбериха… Я, понимаешь, ее рыцарь, который ее спас… A она, понимаешь, благородная дева, которую похитили из родительского дома. Это ее-то, Берг! Которая ничего дороже дерюги сроду не видала! Да ее отца насмерть камнями забили, а мать умерла родами в вонючей хижине.
— Ну… — поджал губы Берг. — Впрочем, какая разница? Ни ей, ни леди Герсенде от этого вреда не будет, тем более что ее светлость, по-моему, слегка скучает… Я полагаю, высокая чета захочет тебя повидать не позднее сегодняшнего вечера — чтобы ты рассказал о своих приключениях, все такое… Заодно и Ансарду представить… Он тут постепенно набирает силу, похоже, так что лучше тебе поблагодарить его хорошенько… Ладно, зови свою красавицу…
Леон высунулся в проходную комнату для прислуги. Айльф, видно, уже успел поживиться на кухне и теперь спал у входа, свернувшись калачиком. Леон осторожно потыкал его в бок носком ботинка. Юноша тут же сел на матрасе, протирая заспанные глаза.
— Где Сорейль?
— Я отвел ее на женскую половину, сударь. Ей тоже отдохнуть требуется. Уж они там вокруг нее хлопочут, чудная девка, право, всем умеет угодить.
— Приведи ее. Я хочу представить ее леди Герсенде. Айльф кивнул.
— Хорошо, сударь, — деловито сказал он и исчез в полутьме коридора.
И тут же вновь раздались шаги. «Что-то он быстро, — подумал Леон, но это был не Айльф — слуга в ливрее цветов маркграфа возник на пороге. — Ежели в одном месте убудет…»
— Его светлость просит господ амбассадоров пожаловать в гобеленовый зал, — возвестил он.
— Хорошо. — кивнул Леон. — Передай его светлости, что мы сейчас будем.
Слуга откланялся и исчез.
— Что там? — крикнул из-за портьеры Берг.
— Ты был прав. Нас требуют пред светлы очи.
— Ясно. Ну что ж, одевайся. Уж не знаю, сможет ли его светлость проглотить тот нелестный факт, что его племянник разыскал тебя буквально у него под носом… Но ты, на всякий случай, делай вид, что ничего не знаешь о всех этих мелких внутренних проблемах. Кланяйся и благодари за участие в твоей нелегкой судьбе. Горячо, но безадресно…
— Не вчера родился, — угрюмо заметил Леон. — Где этот чертов жонглер?
— Да вот он, идет…
Айльф вновь возник в коридоре, ведя за собой закутанную в плащ, почти бесформенную тень.
— Привел, сударь, — сказал он жизнерадостно. — Они там ее отмыли, приодели…
— Хорошо, — кивнул Леон. — Представим ее леди Герсенде. Ты уж это… Если тебя спросят…
— Уж я знаю, что им поведать, — угрожающе произнес Айльф, — я им такого расскажу… не то что их светлости — гобелены рыдать будут!
— Вот и хорошо. Мне тебя учить не надо. А ей скажи — пусть плащ снимет.
Айльф даже не стал утруждать себя разговором — просто дернул за полу, и плащ соскользнул вниз, открыв затянутую в тонкую серо-серебристую ткань фигуру. Волосы девушки были собраны в тяжелый узел, одна русая прядь выбилась и мягко касалась округлой щеки, глаза во тьме казались даже не серыми — серебряными. Она тут же опустила веки, густо опушенные русыми ресницами, и грациозно присела, склонив голову.
