— Вы должны ее помнить, государь, — удивилась маркграфиня, — это ее амбассадор Леон спас из рук разбойников.
— А-а… Видно, тогда она еще не оправилась от потрясения. Смотреть было не на что. Теперь-то она стала поразительно красива. Что-то…
Он задумался, пытаясь подобрать нужное определение, но в конце концов, махнув рукой, заключил:
— …что-то единственное в своем роде.
— Она очень привязана к амбассадору Бергу, — заметила маркграфиня.
— Вот как! Не к своему спасителю?
— Увы, нет. Маркграф усмехнулся.
— Это, душа моя, противоречит всему, что плетут наши менестрели.
— Потому что это — жизнь, а не песня, — грустно сказала леди Герсенда.
— Да, — согласился маркграф, — да, увы. Потому что, несмотря на все чудеса, явленные милостью Двоих, Солер гибнет, а Ретра торжествует. В песне она бы пала пред нами, предлагая все свои сокровища.
Он недоуменно покачал головой.
— Почему, ну почему чудеса нам не подвластны? Я готов отдать Двоим все, что они с меня взыщут, но раз уж так получилось, я предпочел бы чудо гораздо меньшего масштаба… Например — что бы им стоило просто позволить нашей миссии завершиться успехом?
* * *
Сквозь узкие окна крохотной деревенской церкви проникал дождь — на мраморном полу, выщербленном от старости, но чистом, тускло блестели лужи, в щелях между плитами стояла вода. Маленький служка сонно возил по полу драной мешковиной, собирая воду в помятое жестяное ведро.
В церкви царил полумрак. Черная половинка алтаря была почти невидима, зато белая отчетливо выступает вперед, словно светясь своим собственным светом, — казалось, она парит над полом. Из ниш в стенах смотрели посланцы Двоих и немногочисленные святые целители, утешители и отшельники — мучеников и местной религии было раз-два и обчелся. Лица, вырезанные из камня и дерева, подпортила сырость, и оттого они казались мрачней обычного.
Мальчик, стоя на коленях, выкручивал тряпку над ведром, когда в углу раздался тихий шорох.
— Проклятая крыса, — пробормотал служка.
Он поднял голову, прислушиваясь и одновременно бесшумно стаскивая с ноги тяжелый деревянный башмак.
И вдруг в ужасе застыл.
Статуя святого Лотара, покровителя рыцарей, стоявшая в полном боевом облачении в одной из ниш, пошевелилась. Пальцы правой руки, до сих пор спокойно лежавшие на рукоятке меча, сомкнулись в кулак, плотно охватив ее, голова медленно повернулась влево, и на служку уставились два сияющих глаза.
Мальчик упал на колени и, не отрывая взгляда от молчаливого воина, пятясь, пополз к выходу. По пути наткнулся на ведро, опрокинул его — но даже не заметил этого. Уже у порога он вскочил и, как был, в одном башмаке, кинулся через церковный двор, размахивая руками и крича на ходу: — Чудо! Чудо!
* * *
— Мерзавец Орсон, — лорд Ансард вытянул ноги, позволяя новому пажу стащить заляпанные грязью сапоги, — говорю вам, государь, он задумал расправу с самого начала. Вся его любезность была просто для отвода глаз.
— Не думаю, — маркграф покачал головой, — как знать, быть может, метя в нас, кто-то метил именно в него… Какой-нибудь хитроумный дворцовый заговор… Но вы, друг мой, блестяще себя показали… не подними вы тогда тревогу… Никаких осложнений в пути?
— Ничего, с чем мы бы не справились. Прорвались через кордон, смели их заставы… Но, признаться, я не чаял так скоро встретить вас здесь… Особенно после того, что мне довелось услышать. Он и вправду выбросился с галереи? Повел себя как рыцарь… Не ожидал от него. Впрочем, это лишний раз подтверждает его виновность.
— Или мужество…
— Ну-у… — протянул Ансард. Он с наслаждением пошевелил ступнями, потянулся. — Так, значит, вы приобщились к чуду? Перенеслись в Солер на крылатых конях?
Голос его звучал настороженно и чуть насмешливо. «Это оттого, что ему страшно, — подумал маркграф. — Он воин, человек действия, чудеса — не его удел. Что ж, пусть боится. Давно бы так».
— Чудо, — сказал он, — не нуждается в излишествах. Не было крылатых коней. Мы просто сделали шаг в Ретре и оказались в Солере, вот и все.
— Да, — Ансард задумчиво кивнул в подтверждение своим мыслям, — вот и все. Это для простолюдинов чудо рядится в парчовые одеяния, ибо их иначе не проймешь, верно, святой отец? Кстати, как вы себя чувствуете?
Он обернулся к примасу, неподвижно сидевшему в углу комнаты. Тот уже день как поднялся с постели, но лицо его было по-прежнему бледным, губы неслышно двигались, словно он все время говорил что-то, обращаясь к самому себе. Все с тем же отсутствующим выражением лица, слегка возвысив голос, примас произнес:
— Перед лицом великих событий слабость человеческая ничего не значит.
Маркграф виновато поглядел на Ансарда:
— Он теперь все время так. Это все то чудо…
— А нас ждут великие события? — Ансард оживился.
— О да. Да. И чудесам несть числа. Святой Лотар явился мне прошлой ночью. И он мне поведал… Он замолк.
— Да, — повторил Ансард, — святой Лотар. Все только о нем и толкуют. Так что с ним стряслось?
— То, что должно, — сурово сказал примас.
— Служка видел, как храмовая статуя святого Лотара пошевелилась, — пояснил маркграф. — Служка, правда, всегда был придурковатым, а теперь и вовсе свихнулся, но мы опять имеем дело с чудом — не мне в том сомневаться. В церкви полно народу, днем и ночью, ждут повторения… Впрочем, кое-кто полагает, что ему все-таки привиделось с голодухи.
— Маловеры, — сурово сказал священник, — уже посрамлены. Фигура Карны, что при дороге на Ретре. — множество свидетелей наблюдали, как она открыла и закрыла глаза. И так по всему Солеру. Ибо было мне откровение, и знамения тому порукой. И молюсь я, и да будут мои молитвы услышаны…
— Тогда молитесь, — горько сказал маркграф, — чтобы проклятый Эрмольд выполнил свое обещание — замолвил за нас словечко наследнику. Не то нам придется преподнести ему Солер в качестве вассального графства — как выкуп за кровь этого несчастного.
— Это Солеру не грозит, — голос священника набрал силу, — ибо Солер призван Двумя, чтобы покарать нечестивую, погрязшую в пороках Ретру.
— Солер проклят Двумя, — пробормотал маркграф. — Вы сами говорили.
— Я был слеп, — коротко ответил священник, — теперь я зряч. Ибо если Двое хотят отметить край своим благословением, они посылают ему испытания… чтобы проверить крепость веры…
— И она крепка? — с сомнением переспросил маркграф. — У наших бедных подданных? Вы же сами посылали на их головы страшные проклятия за то, что они обратились…
— Отступники погибнут. Но верных Двое вознаградят со всей щедростью, ибо видел я их на престоле, и чада света толпились у них по правую руку, а чада тьмы — по левую, и показали они мне Ретру, и увидел я не город славный, а разверстую яму, в коей копошатся черви…
