— Замуж вышли, супруг за границей, а вы к российским
березам?
— Точно. Просто у меня какое-то стойкое неприятие
заграницы, боюсь с тоски умереть, не годный я для эмиграции человек.
— Вы здорово изменились, — покачал он головой
вроде бы с досадой. — Не узнать. Замужество на пользу пошло?
— Еще как. Ничто не красит женщину больше, чем
настоящая любовь.
— Как же вы с такой любовью да врозь?
— Работа у мужчин всегда на первом месте, приходится
проявлять понимание.
Мы внимательно смотрели друг на друга. Не знаю, что
высмотрел он, а вот я — все, что хотела. И порадовалась. Боязнь, что с Орловым
придется говорить долго, убеждать да уговаривать, разом исчезла. Заготовленная
речь показалась смехотворной. Орлов был циником, причем убежденным, в
законность верил, как я в обещания рекламы, а слово «справедливость» вызывало у
него веселое фырканье. Бандитов он ненавидел зло и упорно по давней ментовской
привычке и считал вполне искренне, что их следует вешать на фонарных столбах.
Например, вдоль проспекта. Ночью взяли, утром повесили, а рядом их адвокатов,
чтоб всякую сволочь не защищали. Висели бы они на фонарях на радость честным
людям и для острастки всякой швали.
Таких дельных идей в его голове отыскалось много. Людей с
убеждениями я всегда уважала, может, потому, что своих не имела. Помимо этих
мыслей, его занимало еще кое-что, а именно карьера. Орлов перешагнул
сорокалетний рубеж, звезд с неба не хватал, ментовская зарплата вгоняла в
тоску, а постоянные нагоняи от начальства раздражали. Все чаще он с отчаянием
думал, что большие чины не предвидятся, знакомств нужных нет, а талантами не
блещет, значит, вскорости выйдет он на пенсию, унизительную в силу мизерности
суммы, и пойдет куда-нибудь охранником или, того хуже, сторожем. И будет до
конца жизни считать копейки, ходить под начальством да слушать упреки жены.
Как видно, мои пристальные взгляды его немного смутили,
Орлов криво усмехнулся, устроился поудобнее в кресле и сказал:
— Что ж, я весь внимание…
— Не надеетесь ли вы услышать захватывающий
рассказ? — в ответ усмехнулась я. — Я ведь просто хотела возобновить
знакомство… справиться о здоровье вашем, ну и поблагодарить за то, что два года
назад вы отнеслись ко мне с душевной теплотой.
— И только-то? — усомнился он, а я засмеялась.
— Нет, конечно. У меня есть предложение: давайте
объединим усилия, будем бороться с преступностью и одновременно делать вашу
карьеру. Выйдете на пенсию генералом. Как вам такая перспектива? Вдохновляет?
— Перспектива радужная, ничего не скажешь, —
развеселился он. — Но генералов за просто так не дают.
— А вам не за просто так, вам дадут за доблесть в
борьбе с организованной преступностью. Три-четыре удачных дельца каждый месяц,
таких, например, как вчерашнее, — и на очередную звездочку можно
рассчитывать. Или у вас тоже бардак и звездочки за доблесть не положено?
— Бог миловал, — вздохнул он, посверлил меня
взглядом и спросил:
— Вы это серьезно? Я не звездочки имею в виду, а вашу
осведомленность.
— Вы сами могли убедиться в моей осведомленности, разве
нет?
— Смог, Варвара…
— Можно без отчества, — перебила я. — Девушка
я молодая, так что не обидите.
— Варя… надеюсь, вы отдаете себе отчет…
— Конечно, — опять перебила я. — Вы ж знаете,
я ученая, по-глупому на рожон не полезу…
— Думаете в одиночку осилить бандитов?
— Почему в одиночку? — обиделась я. — А вы? А
прокуратура? Нет, в одиночку я бы не стала…
— И как вы надеетесь получать сведения, ведь речь идет
именно об этом, да?
— Это, извините, мое дело. Ваше — бандитов и жуликов
арестовывать.
— Арестовать я всегда рад, если повод есть. Ну и
засадить надолго тоже, было бы за что… Много у нас в городе всякой дряни
развелось. Но…
— Евгений Петрович, — развела я руками. —
Опять вы за свое? Я подставляться не собираюсь, а вы человек умный, придумаете,
что своим рассказать… по непроверенным данным, и все такое. Может, я выражаюсь
не правильно, извините. Знания у меня о вашей работе исключительно книжные, да
вот беда: детективы не люблю, так что даже с этими знаниями туго. Но вчера на
вашу работу смотреть было приятно, хоть и не дали полюбоваться вдоволь:
прогнали. А жаль, очень впечатляло.
— Значит, вы еще и проверить решили, как мы
сработаем? — покачал он головой.
— И вовсе не проверить. Любопытство одолело.
— Черта извинительная… — Орлов поразмышлял и вновь
принялся меня увещевать, но уже больше для вида:
— Вы стали женщиной редкой красоты и к чужим секретам
доступ имеете, из этого я делаю вывод: есть у вас друг, который любит делиться
с вами секретами. По опыту знаю, такие долго не живут. У преступников
контрразведка отлажена будь здоров, вашего мальчика, каким бы хитрецом он ни
был, в конце концов вычислят, а он и вас за собой потянет. Что дальше, вы сами
хорошо знаете. Могу только добавить: второй раз вам вряд ли повезет. В том
смысле, чтобы выжить.
— Странный вы человек, — обиделась я. —
Женщина жаждет послужить правосудию, а вы ее отговариваете…
— Не отговариваю, а предостерегаю, — усмехнулся
он. — Обязан, между прочим.
— Ну вот, а я в книжках читала, вы народ вербуете,
чтобы на вас работали. Вроде бы даже деньги платите. А я из идейных побуждений…
— Хорошо, — хохотнул он. — А чего вы хотите
от меня? Неужто одни идеи и никакого интереса?
— Есть интерес, каюсь. Обмен информацией. Кое-какие
сведения о ваших подопечных, только то, что способно помочь в моей работе. Как
видите, ничего особенного не прошу. Что ж, по рукам?
К этому моменту в голове Орлова бродило множество мыслей,
суть их сводилась к следующему: «Девка вообразила себя Матой Хари, ну и черт с
ней, пусть выпендривается. Мне от этого вреда никакого. О ней можно
помалкивать, если узнает что путное — явная польза, а сгорит, что ж… я
предупреждал».
— Соглашайтесь, — засмеялась я. — Не
пожалеете. Опять же, вы ничем не рискуете, а генералом, может, и станете, чем
черт не шутит, когда Бог спит.
И мы ударили по рукам. Явился Док, принес коньяк, кое-какой
закуски, и мы втроем усидели бутылочку, разговаривая мирно и с интересом, все
больше о криминальной обстановке в городе. Она внушала печаль органам и тревогу
гражданам.
