— Конечно. Я был уверен…
— Не хочу мозолить глаза Монаху, — пояснила
я. — Все должно выглядеть совершенно естественно.
— А вдруг он тебя все-таки узнал?
— Ну и что? Тогда я его тоже узнаю. С трудом, но
вспомню.
— Ему ведь наверняка известно, что произошло с тобой…
— Необязательно, — утешила я. — К тому же
почти три года — большой срок. Если узнает, придется сказать, что наша
предыдущая встреча из разряда неприятных и помнить ее нет никакого желания.
— Будь осторожна, — помолчав, попросил Док.
Вечер мы провели тихо, возле телевизора, как парочка
пенсионеров. Док уже собрался домой и вдруг сказал:
— Вчера случайно встретил своего бывшего соседа…
Встреча не из приятных… Хороший был мужик.
— Почему был? — поддержала я разговор. Док пожал
плечами.
— Едва узнал его.
— Пьет?
— Пьет. Да и что прикажешь делать? Была семья, работа,
теперь только квартира осталась.
— А что случилось? — спросила я.
— Жуткая история. Прошлым летом у него погибли жена и
дочка, девчушке четыре года не исполнилось.
— Авария?
— Случай нелепый и совершенно дикий. Был такой тип в
городе, по кличке Сотник, кому-то очень на нервы действовал. Вот по нему и
полоснули сразу из двух автоматов в самом центре города. Он скончался в
больнице, а еще трое — на месте стрельбы: старик-пенсионер и моя бывшая соседка
с дочкой. Все произошло совершенно неожиданно, никто опомниться не успел, а
посреди улицы «Ауди» в дырах и трупы.
— Стрелявших, конечно, не нашли?
— Не нашли. Ни милиция, ни он сам. Виктор служил в
спецназе, пытался найти убийц…
— Не нашел и по русской привычке запил? —
подсказала я.
— Зря ты так, — обиделся Док за соседа. —
Хороший был мужик. А то, что пьет, так это от безнадеги. Не руки же на себя
накладывать?
— Да, этого делать не следует, — согласилась я.
Док, увлекшись, стал рассказывать об этом самом Викторе, перечисляя его
достоинства. Парень был в Чечне, много чего в жизни повидал, а то, что такой
человек ушел со службы и запил, объяснялось просто: отчаянием. Мол, чего мы
стоим, если белым днем в центре областного города укладывают людей из
автоматов, а мы лишь разводим руками?
Сначала его не хотели отпускать, но Виктор упорно пил, часто
срывался, работать с ним становилось все трудней, и в конце концов его уволили,
правда, из уважения к былым заслугам по собственному желанию. Теперь он
трудился дворником в родном жэке, и пить ему уже никто не мешал. Док по этому
поводу очень сокрушался. История эта меня неожиданно заинтересовала.
— Я бы хотела с ним встретиться, — сказала я.
— С Витей? — не понял Док. — Зачем?
— Такой человек может нам пригодиться.
— Он пьет, Варя…
— Это с безнадеги. Если увидит в жизни смысл — завяжет.
Ты ведь сам говоришь, мужик стоящий. Где его можно найти?
— Дома, наверное, где же еще?
— Дома не годится, — покачала я головой. —
Встреча должна выглядеть случайной.
— Тогда в пивнушке, недалеко от нашего дома… от
его, — поправился Док.
На следующий день мы отправились на разведку. Район, где
когда-то проживал Док, выглядел безрадостно. Ранее мне здесь как-то не
приходилось бывать, и теперь, глядя в открытое окно машины на бесконечный ряд
одинаковых пятиэтажек, мрачных даже в солнечное утро, я решила, что если
человек здесь родится и вырастет, то вскорости непременно запьет.
Пивнушка прилепилась сбоку одного из панельных монстров.
Хлипкое сооружение без окон, с покореженной дверью, которая открывалась с
леденящим душу скрежетом. Взглянув один раз на это чудо, я поняла, что женщина
моей красоты и прикида появиться здесь не может.
В пивнушку отправился Док, вернулся через минуту.
— Его нет, — сказал отрывисто.
— Что ж, подождем, — кивнула я. — Время есть.
Подъехать к своему бывшему дому Док не решался, боясь
встретить супругу.
Ожидание оказалось весьма неприятным. Апрель выдался на
редкость жарким, и сидеть в машине вскоре стало просто невыносимо. Мы вышли и
не спеша прогулялись, Док поглядывал на дверь пивнушки, когда она издавала
очередной зловещий скрежет.
Через полчаса вернулись в машину, меня разморило, и я уснула.
А проснулась от того, что Док коснулся моего плеча и позвал:
— Варя.
Я открыла глаза, спросонья пытаясь понять, чем я здесь
занимаюсь, а Док добавил:
— Вон он…
Виктор шагал по тротуару к пивнушке в компании двух человек.
Группа выглядела колоритно. В центре шел дед с белыми длинными волосами и белой
бородой до пояса, на плече у него висела гармошка, одет он был в старый
спортивный костюм и калоши на босу ногу. Приглядевшись получше, я поняла, что
деду нет и пятидесяти, и подивилась.
Справа от него виднелся упитанный коротышка, на его ногах не
только галош, вовсе ничего не было, так и шлепал по асфальту босыми ногами.
Штанины широких брюк небесно-голубого цвета были подвернуты, а одна прихвачена
бельевой прищепкой. Это намекало на то, что у босоногого имелся велосипед,
впрочем, необязательно, может, у людей мода такая. Из-под короткой майки
выпирал живот, а руки от плеч до ногтей были сплошь покрыты татуировкой. Слева
от деда возвышался мужик лет тридцати пяти, высокий, широкоплечий. Одет в штаны
защитного цвета, кроссовки и темную рубашку с длинными рукавами. Он курил на
ходу, пальцы заметно дрожали. Несмотря на эту дрожь, красноту лица и явную
маету с перепоя, Виктор выглядел в этой компании человеком случайным. Как
видно, решил жить по принципу — чем хуже, тем лучше.
Троица скрылась за скрипучей дверью, и скоро из пивнушки
полились разухабистые переливы гармошки. Несколько голосов с чувством выводили:
«За твои зеленые глаза…»
— Пьет он не так давно, — сказала я. —
Человеческого облика еще не лишился, одет чисто, с утра изловчился побриться,
несмотря на похмелье.
— Он почти каждое утро ездит на кладбище, —
невесело сообщил Док.
