— Ты что молчаливая такая? — весело
поинтересовался он.
— Так… — пожала я плечами, погрустила и добавила:
— Плохой у вас друг.
— Чем не понравился? — искренне удивился
Папа. — Ты, Варя, не права, — помолчав, заговорил он серьезно. —
Андрей парень стоящий, мы много лет с ним дружим и друг друга не раз успели
проверить. Знаешь поговорку про пуд соли?
— Знаю… Я не хочу, чтобы вы сердились, и про Андрея
вашего ничего говорить не буду. Только я чувствую, он плохой человек.
«И тебя, дурака старого, подсиживает, — очень хотелось
добавить мне. — А ты про пуд соли болтаешь. Укокошить я тебя, конечно, не
дам, но и сам ворон не лови».
Прошла неделя. Владимир Иванович так привык ко мне, что
завтракать без меня не садился. Все чаще мысленно называл дочкой и находил
между нею и мной необычайное сходство. За последнее время на кладбище он ездил
только дважды, а вернувшись, тут же звонил мне.
Парни из охраны тоже ко мне привыкли, мыслей я у них почти
не вызывала, с мыслями у них вообще было туго, если и мелькнет что-то по поводу
моих достоинств, то тут же и исчезнет: ребята знали, что у меня не все дома, а
с дурой свяжись, так непременно сам в дураках окажешься. Вскоре интересоваться
их мыслями я вообще перестала.
В одно тихое утро я сидела на веранде Владимира Ивановича и
пила чай в одиночестве, потому что хозяин в гостиной разговаривал по телефону.
Возле ступенек торчал парень из охраны, звали его Володя, тут на веранде возник
Резо. Последнее время мы с ним «почти что» подружились, говорю почти что,
потому как голова у Резо совсем пустая и что-то знать о нем наверняка
невозможно. Хотя парень он непростой, у него даже есть принципы. Опять же
болтать при Папе он очень не любит, потому что получает деньги не за болтовню,
а за охрану, это как раз один из его принципов. По большей части он молчит и
поглядывает вокруг, точно что-то ищет. Не знай я его мыслей, непременно начала
бы бояться: в своем темном костюме и при очках он выглядит крайне внушительно,
особенно к вечеру, если второй раз не побреется: щетина на нем произрастала
прямо-таки с фантастической скоростью, а бриться дважды в день не всегда
удавалось, и к вечеру он частенько имел зверский вид. Только Резо и еще один из
охранников, блондин по имени Толя, жили в доме постоянно, остальные менялись.
Так вот Резо возник на веранде и хмуро подумал, глядя на
дружка возле лестницы: «Чего это Вовка последние дни дерганый?»
«Действительно, чего?» — подумала я и решила узнать.
Вовка парень крепкий, я бы на его месте не только что
дергалась, я б давно на стенку полезла. А он держался молодцом, правда, все
вбок смотрел, избегая взглядов дружков, а главное, хозяйских очей. А зря. Вот
Резо уже заинтересовался, и хозяин тоже может обратить внимание, потому что
вовсе не дурак, это он с виду мужичок-простачок, а мысли в его голове очень
даже непростые.
Володя, кстати, это хорошо понимал, отчаянно боялся и портил
все еще больше. А я, честно сказать, порадовалась, потому что просто сидеть на
чужой веранде мне уже надоело, надо было переводить наши с хозяином отношения в
новую фазу, а повода для этого не было.
Я быстренько придумала небольшой план и после обеда
принялась его осуществлять. Мы все еще сидели на веранде, Владимир Иванович мне
что-то о своей жизни рассказывал, попутно выведывая о моей. Я взглянула на часы
и поднялась.
— Мне пора.
— Рано еще, — заметил он. — Или заскучала?
— Нет. Просто дела… вещи надо собрать. Мы уезжаем. Я
ведь с вами проститься пришла. — В этом месте я улыбнулась робко и напустила
в глаза слез. Не то чтобы они по щекам катились, но зримо присутствовали.
— Куда уезжаешь? — не понял Владимир Иванович. Я
пожала плечами.
— Я ведь вам рассказывала…
— Постой, как же так? — заволновался он. —
Когда уезжаешь, почему?
— Завтра, в восемь утра.
— Ты мне ничего не говорила…
— Не хотела расстраивать… Я ведь знаю, вы ко мне хорошо
относитесь, я чувствую…
— Варя… — начал он и запнулся. — Где этот дом
находится? — Он разозлился и даже не пытался скрыть этого.
— Недалеко, километров пятьдесят. Только вы ко мне не
приезжайте, — попросила я. — Вы добрый, вам меня жалко станет, только
расстроитесь. До свидания, Владимир Иванович, спасибо вам за все. Я пойду,
ладно? Мне тяжело прощаться, я потому и молчала… До свидания. — Тут я спустилась
по ступенькам и почти бегом направилась к ограде.
— Варя! — крикнул он вроде бы испуганно, а я, не
оборачиваясь, помахала рукой.
Протиснулась в наш сад и с трудом отдышалась.
«Лицедейка», — хмыкнула я мысленно и пошла к Доку.
— Если будет звонить, трубку не бери, —
предупредила я, однако никто не позвонил. Владимир Иванович хоть и сильно
переживал, но мужиком был нормальным, в том смысле, что не психом, и понимал,
что против судьбы не попрешь. Я устроилась на диване, а Док рядышком и начал
приставать с вопросами. Так как в моем плане ему отводилась не последняя роль,
пришлось все объяснить. Он слушал, хмурился, но вынужден был согласиться, что
ничего другого предложить не может, и только кивнул.
К вечеру я стала смотреть на часы с большим томлением,
попробовала читать и не смогла, волновалась я чрезвычайно: если сегодня у меня
ничего не выйдет, завтра придется уезжать, а другой возможности подобраться к
Папе у меня не будет.
Через полчаса пошел дождь, сначала теплый, неспешный, потом
поднялся ветер, стал гнуть березу под окном, небо сделалось свинцовым,
полыхнула молния, и начался настоящий ливень.
Я выглянула в распахнутое окно и покачала головой: буйство
природы мне в общем-то на руку, как фон для рвущей душу сцены. В этом нет ему
равных, лишь бы ливень не спугнул моего старшего друга, и он не остался дома.
В 21.10 я сказала Доку: «Молись за меня, если верующий» — и
бросилась вон из дома, причем в своем ситцевом сарафане и босиком, для большей
убедительности. Из-за боязни опоздать возле крыльца дорогого друга я появилась
рановато, и мне пришлось спрятаться возле соседского забора в густых ветвях
сирени, впрочем, улица была совершенно пустынна, вряд ли кто меня заметит.
Я ежилась от холода, топала ногами в образовавшейся луже и с
тоской думала: «Точно не поедет», но в этот момент ворота открылись, и
появилась огромная черная машина, марки которой я не знала, должно быть, что-то
американское, а я бросилась машине наперерез, размахивая руками и крича во все
горло: «Владимир Иванович!»
