Все-таки он успел ко мне здорово привязаться, потому что
машина не только остановилась, но он сам, несмотря на дождь, вышел из нее и
даже не подумал о своем костюме, когда я мокрая, точно курица, бросилась к нему
на шею.
— Владимир Иванович, — синими губами зашептала я,
трясясь и слегка заикаясь (все взаправду, трясучка и синие губы от холода, но
он решил, что от волнения, и правильно, я на это очень рассчитывала). —
Владимир Иванович, пожалуйста, не уезжайте, я вас очень прошу…
— Варя, — растерялся он и даже попробовал немного
отстраниться, но я вцепилась насмерть.
— Владимир Иванович, я не сумасшедшая, так уже было,
когда моя мама умерла, я всегда чувствую, и сейчас… ради Бога, не уезжайте, вы
не вернетесь, пожалуйста, поверьте мне… — Я рыдала, орала, стараясь перекричать
дождь, а Владимир Иванович совершенно обалдел. Из машины выскочили мальчики, но
они не знали, что делать, указания не поступали, а оттащить меня под свою
ответственность никто не рискнул.
В эту минуту, дождавшись своей очереди, из-за угла возник
Док, тоже успевший промокнуть, выглядел он очень разгневанным.
— Сейчас же отправляйся домой! — рявкнул он,
подскочив ближе.
— Что случилось? — все еще растерянно спросил
Владимир Иванович.
— Она вдруг решила, что с вами что-то случится, —
пояснил Док. — Да отпустите вы ее… Я вынужден был запереть ее в комнате,
она весь вечер рвалась к телефону вас предупредить, а потом сбежала через окно…
В продолжение его речи я канючила свое, исходила слезами и
хватала дорогого друга за руки. Все окончательно обалдели, сцена разыгралась
совершенно нелепая и даже дикая. Когда я в очередной раз взвизгнула:
— Он врет, я знаю, я всегда знаю, я не
сумасшедшая! — в мозгах Владимира Ивановича промелькнула любопытная мысль,
и он спросил:
— Про мать она говорит правду?
— Это совпадение, вы же нормальный человек, вы должны
понимать, — рассвирепел Док. — Те случаи просто совпадения, поймите,
она не в себе и считает, что может предчувствовать.
— Давайте войдем в дом, — совершенно спокойно
заявил Владимир Иванович, чем, признаться, всех удивил. Взял меня за руку, и
мы, забыв про машину, бросились к крыльцу, шофер сдал назад в еще незакрытые
ворота. Со всех действующих лиц на мраморные плиты стекала вода, однако в холле
было тихо, и мы могли говорить спокойно, то есть это Владимир Иванович мог, я
же говорить вообще не могла и только держала его за руку. — В чем
дело? — спросил он Дока. — Только короче, без ваших медицинских
терминов.
— Девчонка решила, что вам грозит опасность, что вы
сегодня умрете. Два дня твердила: «Что-то случится», а ближе к вечеру… вы сами
видите.
— Вижу. Такое уже бывало?
— Да, — нахмурился Док. — Она больна, я вам
рассказывал…
— Так… Но ее предчувствия иногда подтверждаются?
— Я вам уже говорил: совпадения… Не можете вы всерьез
думать…
— Да или нет?
— Да. Просто совпадения, — разозлился Док.
— Сколько раз? — перебил его Владимир Иванович.
Человеком он был практичным. Док покачал головой, откинул со лба мокрые волосы
и вздохнул:
— Да поймите вы…
— Сколько? — сурово спросил мой старший друг, и
Док с огромной неохотой негромко пробормотал:
— Всегда… Она… нездорова, а вы разумный человек…
— Помолчите немного! — рявкнул Папа, и Док
заткнулся, потому что просьба была выражена таким тоном, что возражений не
предполагала.
Охрана пребывала в очумении, а Володя кусал губы. Он,
кстати, с хозяином ехать не собирался, появился на шум из недр дома, и сейчас
стоял в дверях, усиленно избегая моего взгляда.
Тут неожиданно подал голос Резо, он вообще-то редко баловал
общественность переливами своего голоса, а в данной ситуации ему бы и вовсе
помалкивать, но именно он открыл рот и меня порадовал:
— Владимир Иванович, не стоит вам ехать.
Владимир Иванович размышлял полминуты, потом кивнул:
— Резо, позвони Андрею… Нет, лучше я сам позвоню, а ты
отправь ребят…
Резо кивнул и заявил Володе:
— Поедешь ты.
Не знаю, как тот устоял на ногах, но к машине пошел вроде
был немного не в себе, но на это, кроме меня и Резо, вряд ли кто обратил
внимание.
Володя и еще двое ребят сели в машину и уехали, а мы
остались: я, Владимир Иванович, Док и два охранника. Теперь лишь бы мой дорогой
друг не сразу кинулся к телефону.
Я прикрыла глазки и сидела у стены на резной скамейке,
мокрая, с синими губами и белым от пережитых волнений лицом. Утомительная это
работа — лицедейство, молоко надо давать за вредность.
Наконец-то на меня обратили внимание, точнее, на мой
плачевный вид, к этому моменту я уже по стенке размазывалась.
— Варя, — кинулся ко мне Док, само собой, я ничего
ответить не смогла и еще больше закатила глазки. Тут и Владимир Иванович
малость струхнул и тоже кинулся.
— Что с ней? — спросил он тревожно.
— Волнения ей противопоказаны, — пробормотал
Док. — Ее надо перенести на диван.
— Давайте в гостиную, — игнорируя заботу Дока,
Владимир Иванович лично подхватил меня на руки и поволок в гостиную, но силы
малость не рассчитал, мужчина он уже в возрасте, а девушка я довольно тяжелая,
хотя на вид хрупкая. Вездесущий Резо пришел хозяину на помощь, и я оказалась на
диване.
— Кто-нибудь, — волновался Док, — сбегайте к
нам, на кухне возле стола чемоданчик.
Один охранник заспешил под дождь, а остальные участники
спектакля таращились на меня. Резо притулился у стеночки, хмурился и сокрушенно
моргал ресницами, они у него длинные, что весьма странно при такой величине
глаз, Док с Владимиром Ивановичем стояли возле дивана и держали меня за обе
руки, причем Владимиру Ивановичу делать это было неудобно, он стоял согнувшись,
но неудобств вроде бы не замечал, а главное, начисто забыл о телефоне. Вернулся
парень с чемоданчиком, и Док сделал мне укол, успокоительный, что было
совершенно нелишне. Охранник, тоже согнувшись, шепнул ему на ухо:
— Я ключи нашел, на столе лежали, дверь запер, мало ли…
Док в ответ на заботу кивнул, а я чуть не фыркнула, хорошо,
успокаивающее начало действовать.