— Ваши чувства мне понятны, к сожалению, порядки в
таких заведениях далеки от совершенства, хотя у нас была возможность выбрать, и
этот дом самый лучший. Я буду навещать Варю, и если… Сразу же приму меры.
— Почему она должна ехать? — задал свой вопрос Владимир
Иванович, может, сформулировал его не совсем ловко, но Док, конечно, понял.
— Потому что у нее нет никого, кто мог бы о ней
заботиться. Потому что она должна находиться под наблюдением врача.
— Вы врач, — напомнил Владимир Иванович.
— Да, но я не имею возможности держать ее у себя. Мне
надо работать, деньги, которые у нее были, подходят к концу и…
«Конечно, — зло подумал Папа. — На ее денежки ты
вволю погулял, а теперь девчонку в психушку», — но вслух произнес:
— Хорошо, давайте так: пусть она останется здесь. Если
надо оформить какие-то бумаги, только скажите…
— Где здесь? — обалдел Док.
— Здесь. В этом доме. Со мной.
— Вы с ума сошли? Как вы себе это представляете?
— Я вас спросил: обязательно ли ей жить в психушке, вы
ответили, что она не может жить одна. Так вот: она не будет одна, она будет со
мной, а вы врач и можете приходить каждый день и наблюдать за девчонкой. Я
заплачу.
— Подождите, — попросил Док, снял очки и потер
лицо ладонью. — Владимир Иванович, мне понятны ваши чувства… но, поймите и
вы, она живой человек, к тому же с больной психикой, это не собака… это большая
ответственность.
— Мне не двадцать лет, чтобы я ваши глупости
выслушивал, я все понимаю не хуже вас. Месяц она на моих глазах была, и ничего
я в ней… дурного, ну… никакого сумасшествия то есть, не усмотрел. Хорошая
девчонка, улыбчивая, добрая и поумнее многих умников будет. Ну… есть
странность, вот предчувствия эти, к примеру, но ведь такое бывает, я знаю,
бывает, у меня у самого было… Что ж, за это в психушку?
— Придется мне вам кое-что рассказать, — сказал
Док. — Хотя это и не в моих правилах, но в данном случае… Владимир
Иванович, Варя была совершенно нормальной девушкой, окончила институт, год
проработала в школе. На День учителя пошла в ресторан, там познакомилась с
молодым человеком. Да вы слышали эту историю, о ней в городе долго говорили.
Теперь у Вари другая фамилия, — Док коротко поведал предысторию моей
встречи с тремя придурками, а потом очень красочно и подробно об увечьях, с
которыми я поступила в больницу. — В общем, ей досталось… Не знаю, чей
мозг бы выдержал, а тут девушка, воспитанная в строгости, скромная, приличная…
С большим трудом ее вытащили, но психике был нанесен страшный удар. Ее мучили
кошмары, постоянный страх, она несколько раз пыталась покончить с собой (тут
Док малость загнул, но я на него не в обиде). Потом умерла ее мать, и девушка
осталась совершенно одна. Два с половиной года больниц, кропотливой работы, и
мы могли радоваться: дела ее явно пошли на поправку. Несколько месяцев она
лежала в одной из московских клиник, после выписки случайно познакомилась с
молодым человеком. Вы правильно сказали: Варя красавица… Я считал, что они
любят друг друга, ее будущий муж человек состоятельный и сможет обеспечить ей
необходимый уход… Они поженились. И… мне неловко говорить вам об этом, в общем,
начались трудности сексуального характера. Варя… Мне пришлось все рассказать ее
мужу, я рассчитывал, что он поймет, любовь и терпение в конце концов сделают
свое дело… Он уехал за границу без Вари, правда, оставил денег. Внешне она
восприняла это спокойно, просто затихла как-то, практически не разговаривала.
Когда мы уже жили здесь, однажды вернулась с прогулки очень веселая,
возбужденная, рассказала, что шла с рынка и встретилась с молодым человеком, он
привез ее на машине. Я не знал, радоваться или тревожиться, но Варя так ждала
его звонка, выглядела такой счастливой… Он позвонил и назначил ей встречу на
пять часов. Она уехала раньше, очень волновалась, а вернулась поздно вечером,
на нее было страшно смотреть. Немного придя в себя, она твердила одно: «Он его
убил». С большим трудом ее удалось успокоить. Утром она ничего не помнила о
прошедшем дне, заговаривалась, плакала, пыталась перерезать вены. Труд двух с
половиной лет насмарку. Теперь вы понимаете?
— Конечно, — кивнул Владимир Иванович, который в
продолжение длинной речи Дока сидел не шевельнувшись, со следами душевных
страданий на лице. — Вернемся к моему вопросу. Ей обязательно в психушку?
— Я…
— Обязательно?
— Вы готовы взять на себя ответственность за жизнь
человека? Послушайте, даже я не знаю, что может спровоцировать рецидив:
какое-то воспоминание, слово, фраза, прочитанная в газете…
— Она вела себя как совершенно нормальный человек.
Совершенно.
— Да, потому что все это время жила практически
изолированно. Дом, сад, котенок, я, вы и еще несколько человек, настроенных к
ней доброжелательно. Она успокоилась, повеселела, но сегодняшняя ее выходка
говорит о многом.
— Это не выходка, а предчувствие, — обиделся
Владимир Иванович, но вовремя заткнулся. — Она будет жить в этом доме, в
покое и в окружении людей, способных о ней позаботиться. Вы можете приходить
ежедневно и наблюдать ее состояние. С Божьей помощью мы ее вытащим. Что
скажете? — помедлив, спросил он. Я ж говорю, Папа человек по-своему
замечательный, я бы даже сказала, редкой доброты человек.
— Жалость не всегда хороший советчик, — усмехнулся
Док. — Изо дня в день ухаживать за больным человеком довольно утомительное
занятие. И неблагодарное.
— Это уж моя забота, — проворчал Владимир Иванович
и еще раз спросил:
— Какие бумаги нужны?
— Да никаких, — пожал плечами Док. —
Государство только избавится от лишней заботы.
— Вот и отлично! — Бог знает чему обрадовался
Владимир Иванович, а Док поднялся и искренне сказал:
— Смотрите не пожалейте об этом. — Делать такие
заявления я его, кстати, не просила.
Утро было солнечным, а настроение прекрасным. В дверь
осторожно постучали, и на пороге возник Владимир Иванович. Вид он имел слегка
растерянный и слова мысленно подбирал: как бы мне потолковее и попроще
объяснить, что я у него остаюсь. За ночь он не только не передумал, а еще
больше утвердился в своем желании. Как я уже сказала, Владимир Иванович не был
лишен сентиментальности. Эгоизм, черта в человеческой натуре далеко не
последняя, свою роль тоже сыграл: Папа решил, что не худо на старости лет о
душе подумать, грехов на нем много, а доброе дело всегда зачтется, авось
что-нибудь и выгадает.
Рассуждал он как человек разумный, и я его мысленно
похвалила. Одеяльце натянула до подбородка и спросила испуганно:
