Я слушала, кивала и пыталась понять, как это все могло
произойти со мной?
Больницу я покинула, но дома стало еще хуже: я боялась
находиться в квартире, боялась из нее выйти, боялась звонков в дверь и звонков
по телефону, а также боялась смотреть в зеркало и тяготела к стенному шкафу, в
темноте которого чудилась безопасность. Ночью мне снился один и тот же сон, я
металась, орала и изводила соседей, потому что дом у нас панельный и слышимость
хорошая.
В одно раннее утро, в самом начале весны, пользуясь тем, что
мама лежит в больнице и я предоставлена самой себе, я вышла на балкон и с
некоторым облегчением сиганула с него вниз. Однако прямо под балконом росло
дерево, а снег еще не сошел. Ничего не сломав, я оказалась в первой психиатрической
больнице, в палате номер шесть, в компании совершенно сумасшедшей девицы лет
девятнадцати, повредившей рассудок на почве безумной страсти и религиозности.
Она собиралась стать монахиней, но вдруг влюбилась, с любовью не повезло, и в
результате она теперь прохлаждалась на соседней койке.
Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали по
ночам и прониклись друг к другу большой симпатией. Именно сумасшедшая Валька
сказала мне как-то ночью:
— Бог тебя дважды спас от смерти. Значит, ты не просто
так сюда явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и он, Бог то есть, в
отношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели, а с
какой-то надобностью. И ты с балконов сигать завязывай, а прислушайся. Бог даст
тебе знак, и тут главное не ловить ворон, а внимательно слушать и строго
следовать. Слышишь, Варвара?
— Слышу, — кивнула я. — У тебя диагноз какой?
По секрету скажу: ты ему соответствуешь.
Однако думать о том, что Господь проявлял заботу и спасал
меня, было приятно, правда, кое-что меня мучило, и я спросила Вальку не без
ехидства:
— Если у Господа в отношении меня какие-то планы,
почему б ему не избавить меня от неприятностей? Сделать так, чтобы всякие психи
не крушили мне челюсть, и все такое, а я бы шла к намеченной цели без увечий.
По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.
— Дура ты! — рассвирепела Валька. — Он
посылает тебе испытания. Неужели не ясно? Выполнить Божью волю ох как непросто,
и ты должна соответствовать.
— А он тебе ничего не говорил, как долго будут длиться
эти испытания? — поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меня
подушкой и вроде бы обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо:
— Если у тебя с Господом есть прямая связь, намекни
ему, пожалуйста, что я не люблю ждать.
— Надо иметь терпение и быть внимательной, —
поучала Валька. — Вот увидишь, знак будет.
Явились ли последующие события Божьим перстом — судить не
берусь. Вот так запросто, чтобы я могла понять, Господь мне ничего не сказал,
но далее начались вещи удивительные и даже странные. Как именно Господь
беседует с нами, грешными, я не знала, а потому вскоре поверила Вальке, что все
происходящее — не иначе как Божий промысел.
А начались чудеса утром в среду. Мы готовились к обходу,
Валька рассматривала потолок, как всегда, с заметным интересом, а я неожиданно
для себя сказала:
— Да не бойся ты этих уколов. Смотри в сторону и думай
о чем-нибудь нейтральном. А то таращишься на иглу и сама себя пугаешь.
— Откуда ты знаешь, что я боюсь? — спросила она.
— От верблюда, — хмыкнула я.
Вместо того чтобы ответить что-нибудь заковыристое, Валька
переместилась ко мне на кровать, уставилась на меня пронзительно и даже дико и
ласковым голосом повторила:
— Откуда ты знаешь, что я боюсь уколов? Я тебе об этом
не рассказывала.
— Слезь с моих ног, больно, ноги у меня
многострадальные, и их жалко.
Валька примостилась сбоку, не отрывая от моего лица горящего
взора, и еще раз спросила:
— Как ты узнала?
— О Господи, — покачала я головой. —
Догадалась, заметила, сообразила…
— Да? — Валька нахмурилась, подрыгала ногой, а
потом сказала:
— А ты знаешь, как я пошла в первый класс?
— Как все, — разозлилась я.
— Понятно, как все. А что-нибудь такое со мной
случилось?
Я немного подумала, пытаясь вспомнить.
— А… ты в лужу упала, возле самой школы. Был солнечный
денек, дворник с утра полил цветочки, на асфальт натекла лужа, и ты в нее
угодила животом. Мама сбегала домой и принесла форму твоей старшей сестры,
которая училась во вторую смену, быстренько переодела тебя в туалете, а ты
ревела, потому что форма была тебе велика и вообще обидно.
В продолжение моей речи Валькины глаза разгорались все ярче,
а улыбка, вначале слабая и нерешительная, стала широкой и лучезарной.
— Ну и откуда ты это знаешь? — бодро
поинтересовалась она.
— Ты и рассказала.
— Как бы не так. Ничего я не рассказывала. А что ты еще
про меня знаешь?
— Да все, — немного подумав, ответила я. —
Это неудивительно. За месяц, который ты обретаешься по соседству, только и
делаешь, что болтаешь.
— Память у меня хорошая, — хмыкнула Валька. —
И про мой поход в школу я тебе точно не говорила… Да Бог с ним. Нужен пример,
после которого у тебя глаза откроются.
— Какие глаза? — насторожилась я.
— Твои. Ты считаешь, что я сама все разболтала, а я
знаю, что это не так. Необходим пример, который тебя убедит. О чем я точно
никогда не говорю?
— Ну… о своей любви, то есть о том парне…
— Правильно. А теперь расскажи, как мы с ним
познакомились.
Я нахмурилась, прикрыла глаза и прислушалась к чему-то
внутри себя. Происходило нечто странное…
— Ты упала со стула в столовой, все засмеялись, ты
лежала дура дурой, а он подошел и помог подняться.
— Точно, — взвизгнула Валька и даже вскочила с
кровати. — Вот он — знак!
— Сейчас Татьяна придет, попрошу ее лишний укол
сделать, крыша у тебя вовсю съезжает.
Валька схватила свою подушку и дважды меня ею огрела, после
этого спросила в крайней досаде:
— Ну что еще надо, чтобы ты поняла?
— Ладно, уймись. Я Жанна ДАрк, Божья избранница. Только
не хочу гореть на костре. Пусть меня лучше еще раз с моста сбросят.
