Он, помедлив, кивнул.
— Вот и отлично. Завтра же уезжай из города.
— Куда? — сразу же заволновался он.
— Куда угодно. На юг, за границу. Деньги есть.
— А работа?
— Придумай что-нибудь. Возьми больничный… Господи, Док,
ты взрослый человек. Не заставляй меня нервничать. Я не хочу, чтобы Монах до
тебя добрался.
— И на какое время я должен уехать?
— Не знаю. Звони мне. Думаю, позвонить ты можешь, это
не вызовет подозрений, в конце концов, ты мой лечащий врач.
Перспективы его не очень вдохновили, но он пошел к Папе и
что-то там наплел по поводу своего отъезда, а потом простился со мной, думая
при этом, что я просто хочу от него избавиться. Вести долгие беседы и
разубеждать времени не было, потому я поцеловала его на прощание и шепнула:
— Я буду очень скучать.
Это его немного утешило.
Пока я прощалась с Доком, Резо успел рассказать Папе о
Климе. Клима мой благодетель в принципе не жаловал, а тут и вовсе
разволновался: ведь не кто иной, как Клим, послав ребятишек, довел меня до
сумасшествия. По его мнению, я об этом ничего не знаю, да и сам Клим, должно
быть, не догадывается, но все равно взаимный интерес ни к чему хорошему не
приведет.
Резо стоял за спиной хозяина и хитро щурил глазки, а Папа
ласково меня выспрашивал:
— Резо говорит, ты на турбазе познакомилась с молодым
человеком.
«Ну мудрец», — хмыкнула я и кивнула.
— В общем-то мы не знакомились. Мы с Резо играли в
бадминтон, а он бросил мне волан, когда тот улетел на тропинку. А потом подошел
к нам, и они с Резо немного поболтали. На уху звал.
— А ты? — Я пожала плечами. — Он тебе
понравился? — Папа разговаривал со мной, как с малым ребенком, начисто
забыв, сколько мне лет. Нет, вспомнил. Мысль его свелась к тому, что это ум у
меня детский (с чего бы вдруг?), а вообще-то я взрослая женщина и была замужем,
хоть и недолго. Против природы не попрешь и все такое… Я насторожилась: как бы
Папа от избытка доброты не стал мне давать каких-нибудь собачьих таблеток,
борясь с природой. Тут он, кстати, вспомнил, что муж от меня сбежал за границу
из-за этой самой природы, то есть из-за ее отсутствия в моем организме,
посмотрел с сомнением и вроде бы успокоился. На сон грядущий мы сыграли в
шахматы, Резо пасся рядом и время от времени подхалимски лыбился. Надо его
как-то отучать от стукачества.
На следующее утро мы отправились на рынок за продуктами. Шли
вдоль бесконечного ряда торговцев и набивали сумку.
Резо расплачивался за помидоры, а я воскликнула:
— Ой, апельсины забыла! — и отошла к
противоположной стороне.
Рвануть за мной сразу он не смог, тут возник дядька с
тележкой, доверху нагруженной ящиками, и Резо на мгновение потерял меня из
виду. Я юркнула в узкий проход между прилавками и бросилась к выходу, используя
естественные укрытия. Бегом удалилась от рынка на два квартала, еще по дороге
заприметив здесь телефон, и позвонила Скобелеву. К счастью, он оказался дома,
был трезв и, как выяснилось, ждал нагоняя за неудачное покушение на Монаха. Я
его утешила: в любой работе случаются осечки. Кто б нас со стороны послушал —
белая горячка. Я — дело понятное, не зря в психушке отлеживалась, а Скобелев?
Не иначе, алкоголизм сумел-таки нанести существенный урон его психике.
«Шеф дает вам возможность реабилитироваться», —
мысленно хмыкнула я, а вслух сказала:
— Витя, в твоем почтовом ящике конверт. Человек на
фотографии — один из самых гнусных бандитов в городе. Но крайне осторожный.
Скобелев время впустую не тратил, спросил отрывисто:
— Когда?
— Сегодня, ближе к вечеру, он вернется с рыбалки. Адрес
в конверте.
Вот тут бы ему опомниться и позвонить в соответствующее
учреждение… Правда, после того как машина Монаха взлетела на воздух, звонить
было бы затруднительно. Я почти не сомневалась: он сделает, что я хочу, потому
что давно, еще год назад, Виктор Скобелев, держа на руках своего погибшего
ребенка, разом и окончательно свихнулся. И если бы я не придумала невероятный
бред о тайной организации, он сам, по собственной инициативе, в один прекрасный
день принялся бы палить по всем, кто казался ему преступником. С организацией
намного спокойнее: выполняешь приказ, и вроде бы грех с души снят.
Не успела я закончить беседу, как заметила Резо. Он рыскал
по улицам на любимом «Опеле» и был злой как черт. Впрочем, углядев меня,
вздохнул с облегчением. Я пошла навстречу машине со счастливой улыбкой. Он
открыл окно со своей стороны, я приблизилась вплотную и заявила:
— Не вздумай донести.
Обойдя машину, устроилась на своем месте, а Резо не спеша
поехал, на меня старался не смотреть и был несчастен.
«Надо с ним что-то решать, — подумала я, поглядывая на
него с большим сомнением. — Давно пора осчастливить парня, но не лежит
душа, и все тут».
Разобрав покупки, я занялась работой по дому. Резо мучился
по соседству, пытаясь определиться: сообщить Папе о моем бегстве и последующем
звонке или нет. Я подошла, погрозила пальцем и повторила:
— Не вздумай…
А он вроде бы испугался: то ли моему провидческому дару, то
ли своему отступничеству от незыблемых правил мастера охраны.
— Хочешь салатик? — ласково предложила я,
сообразив, что разговариваю с ним довольно грубо и он может расстроиться.
— Не хочу, — ответил он с обидой и стал
рассматривать свои ботинки.
— Может, чаю хочешь? — не унималась я.
— Ничего не хочу.
— Так-таки ничего? — Глазки-бусинки смотрели с
отчаянием. — Ты мог бы просто посидеть рядом, пока я пью чай, — с
тихой грустью заметила я. — В конце концов, это твоя работа.
Услышав любимое слово, он приободрился и потопал за мной.
Обедали мы с Папой, я сидела и прикидывала, стоит ему
сказать о том, что я собираюсь позвонить Климу, или дождаться, когда ему об
этом донесут. Поразмышляв, я решила: пусть Резо выполняет свою работу, должна
быть у человека радость в жизни.
После обеда, когда Папа удалился отдохнуть (чувствовал он
себя неважно — гипертония одолела), я решительно подошла к телефону и, не
обращая внимания на Резо, позвонила в психушку. Здесь меня порадовали: Док на
работу не вышел, приболел. Я перезвонила ему домой, телефон ответил длинными
гудками, и я вновь порадовалась: должно быть, все-таки хватило ума, уехал. Резо
подошел почти вплотную, уставясь на меня со свирепостью.
