«Вот так подарок! И что я с этим дурачком делать буду? Он же
начнет топтаться рядом и не отойдет ни на шаг. Как говорится, от черта
молитвой, а от этого недоумка ничем».
Но Папе такое, конечно, не скажешь. Он уже решил, а к
возражениям не привык и уж точно привыкать не станет. Пришлось мне радостно
улыбнуться и двигать к выходу.
Мы подъехали к парку, когда стрелки часов показывали без
десяти минут одиннадцать. Я надеялась, что у меня будет время найти для Резо
какую-нибудь нору, в которой я его ненадолго пристрою, но день не задался: Клим
тоже решил приехать пораньше, а мой чертов страж, заметив его машину,
припарковался рядом.
Клим, увидев нас, вышел из своего джипа, я мысленно
чертыхнулась, распахнула дверь, и Резо, конечно, тоже. Ну и где романтизм, где
березовая аллея, шорох листвы и все такое? Какого черта я сюда тащилась? Чтобы
мы вот так топтались на тротуаре? Просто безумие какое-то.
Мы дружно поздоровались (причем мужчины рук друг другу не
протянули) и замолчали. Я, потому что разозлилась: мой сценарий пошел
наперекосяк, Резо мысленно злорадствовал, а Клим диву давался: уж вроде всякого
в жизни насмотрелся, но чтоб баба на свидание являлась с охранником…
— Резо, я не хочу тебя видеть, — тихо, но сурово
заявила я, взяла Клима под руку и зашагала в сторону парка.
Само собой, мой страж поплелся за нами, причем награждал меня
такими мыслями, что сосредоточиться на разговоре с Климом не было никакой
возможности.
— Ты прекратишь или нет? — не выдержала я через
пять минут, обернулась и даже топнула ногой. Клим замер, не понимая, в чем
дело, а Резо насупился и в ответ подумал: «Я этому уроду в три счета шею
сверну. Вякнуть не успеет».
Я только головой покачала: это кто же здесь урод?
— Не обращайте внимания, — сказала я Климу. —
Папа не разрешает мне одной выходить из дома. К Резо я привыкла, но вам,
наверное, неприятно, что он пялится в затылок.
— Переживу, — усмехнулся Клим. Разговор начался
совсем не так, как я планировала, более того, в другой тональности: ни тебе
романтической грусти, ни легкого намека на шизофрению… Намек организовать
можно, но все остальное… нет, не то…
— Ничего, если мы немного прогуляемся по аллее? —
спросила я.
— Ничего.
Он смотрел на меня и терялся в догадках, впрочем, уже понял,
что дела у меня к нему нет и это скорее всего обыкновенное свидание, если,
конечно, можно было назвать обыкновенным то, что Клим в одиннадцать утра
таскался по аллее парка под ручку с девицей, за спиной которой с маниакальной
настойчивостью следовал охранник.
— Вы не сердитесь, что я позвонила? — спросила я,
притормозив. Надо же с чего-то начинать. Потом медленно двинулась дальше, все
еще держа Клима под руку.
В целом ситуация его забавляла, и он ничего не имел против
того, чтобы немного прогуляться. Резо, конечно, раздражал, но с этим ничего не
поделаешь.
— Как вы думаете, он нас слышит? — шепнула я.
— Резо?
— Да.
— Если говорить тихо, нет.
— Тогда давайте говорить тихо.
Необходимо как-то вывести разговор на нужную тему, а из-за
этого придурка за спиной и неудачного начала все у меня шло наперекосяк. Я
увидела скамью и потянула туда Клима, мой страж устроился на скамье напротив,
расстояние приличное, теперь он нас точно не услышит, а по губам, я надеюсь,
читать не умеет… точно не умеет.
— Вы, наверное, удивляетесь, почему я вам позвонила? Я
бы никогда не решилась, — торопливо добавила я, — просто… — В этом
месте я вздохнула и спросила испуганно:
— Вы знаете Сашу Завражного?
— Да, — кивнул Клим, такой поворот в разговоре
вызвал в нем легкое недоумение.
— Вы… вы не очень любите друг друга?
— Как кошка с собакой, — хмыкнул Клим.
— Видите ли… — в волнении я начала мять носовой платок
(для этой цели извлеченный из сумки). — В нашем доме, я имею в виду дом,
где я живу… вы ведь знаете где, так? В нашем доме собираются разные люди… Я
никогда не прислушиваюсь к разговорам, но… так получилось. Завражный, по-моему,
вас ненавидит, — это я прошептала трагическим шепотом.
«Удивила», — мысленно хмыкнул Клим, но слушал не без
интереса.
— И… он говорил ужасные вещи.
Тут в кармане Клима запищал сотовый. Ну что за утро… Мне со
злости хотелось пнуть урну, а лучше урну, Клима и Резо сразу.
Клим извлек телефон, поднялся и отошел на пару шагов, а я
едва не взвизгнула, поняв, какая удача на меня свалилась. Клим стоял ко мне
спиной и рассчитывал, что разговор я не услышу. Вот он заметно дернул плечом,
потому что известие получил неприятное. Час назад возле родного подъезда был
застрелен его лучший друг, рыболов и повар Вова Федоров. На ногах Олег
Николаевич устоял, но ему разом стало не до свиданий. Повернулся, посмотрел
вскользь и сказал:
— Извини.
Стало ясно, сейчас он бросится от меня со всех ног, а я еще
не успела натравить его на Монаха.
— Вы не поняли, Олег! — вскакивая и хватая его за
руку, вскрикнула я. — Это очень серьезно… Я слышала, как он говорил… Он
собирался… Господи… У вас есть друг Владимир, у него прозвище такое смешное
(прозвище у покойного в самом деле было смешное)… я забыла… так он сказал:
«Начнем с него», с этого Володи то есть. — Я ожидала бездну вопросов и
лихорадочно прикидывала, с кем мог вести подобные беседы Монах в нашем доме, а
главное, когда, но Клима смерть дружка здорово подкосила, он вроде бы малость
отупел и никаких вопросов не задал. — Я все думала об этом разговоре… и
сказала Папе, но он меня отругал и не велел выходить, когда в доме гости. А в
субботу, когда вы на турбазе приходили к нам, я… я поняла, о ком тогда шла
речь, и решила предупредить вас.
Клим кивнул и почти бегом бросился по аллее, а я,
опустившись на скамью, плакала, правда, недолго, пока он не скрылся с глаз.
Потом вытерла слезы и показала Резо язык.
«Мало романтизма, — вздыхала я всю обратную
дорогу. — Идиотский разговор, большой любовью даже не пахнет, и где здесь
Ремарк, скажите на милость?»
Немного поскандалив сама с собой, я крепко задумалась и в
конце концов смогла удостоиться гениальной идеи. Насчет гениальности я немного
преувеличила, зато уж романтизма пруд пруди.
Тут я покосилась на Резо: осуществлять идею, находясь рядом
с ним, возможным не представлялось. Придется его на некоторое время чем-нибудь
занять.
— У тебя есть родственники? — спросила я.