Вечером Витька и Толик проверили дом, включили сигнализацию
и отправились спать. Ночью незаметно покинуть жилище Папы никак невозможно, это
я знала доподлинно. Другое дело днем. Почему-то бдительность проявляли только
ночью, а утром я спокойно встала, произвела уборку, разбудила Витьку и
отправила его за хлебом. Магазин размещался за углом, но он поехал на машине.
Конечно, сигнализацию отключили. Толик тоже встал, бродил по огромному дому и
не знал, чем себя занять. Я спокойно вышла в сад, протиснулась сквозь прутья
ограды на соседскую территорию и, пользуясь тем, что хозяева дома до сих пор не
вернулись из-за границы, через калитку вышла на улицу. Остановила такси,
доехала до центра, а там уже троллейбусом до своей квартиры. Здесь меня ждал
сюрприз. На диване лежал Док и читал газету.
— О Господи, — покачала я головой. — Что ты
здесь делаешь?
— Ты сама сказала, что у меня опасно.
— А здесь, по-твоему, нет? Вроде мы договорились, что
ты уедешь?
Док нахмурился и молчал. Уезжать он никуда не собирался.
Беда с мужиками: упрямы, своенравны, а мысли их одинаковы и совершенно
неинтересны.
— Ладно, Док, — примирительно сказала я, садясь
рядом. — Монах воюет с Климом. Авось ему не до нас.
— Орлов звонил два раза, — вздохнул Док. —
Варя, этот конверт… для чего ты велела передать его Скобелеву?
— Опять двадцать пять! — всплеснула я
руками. — Говорили уже…
— Варя, этот парень погиб! — взвизгнул Док.
— Какой еще парень?
— Прекрати, прекрати немедленно! — Он вскочил, а я
затихла, уставилась в пол и сидела с таким видом, точно ничего не вижу и не
слышу. Док опустился передо мной на корточки. — Варя, посмотри на меня…
Что с тобой происходит?
— Хочешь упечь меня в психушку?
— Что за глупость? — Он покачал головой, чувствуя
себя оскорбленным, но ведь подумывал… — Варя, парня застрелил Скобелев?
— Откуда мне знать? Я живу в доме Папы, двадцать четыре
часа в сутки под пристальным оком охраны. Все городские события проходят мимо.
— Прекрати! — выкрикнул он. — Это Скобелев?
Как ты заставила его совершить убийство? Сказала, что этот парень расстрелял
его семью?
— Чушь, Док. Ты сам в это не веришь. Надеюсь, ты ничего
не сказал Орлову? — «Слава Богу, не сказал…»
— Варя… я многое могу понять… Скажи мне, парень один из
тех троих?
— Да, — кивнула я. Соврать было проще.
— Ясно… Но Скобелев… Ты не должна была…
— Я должна была пристрелить его своими руками? —
хмыкнула я.
— Варя, то, что ты делаешь…
— Замолчи! — не выдержав, крикнула я. Но тут же
себя одернула: криком я ничего не добьюсь. Поэтому отвернулась и заплакала. Док
замер у окна, а я пошла к нему, раскинув руки и приговаривая:
— Док… Господи, мне так плохо, Док…
Конечно, он меня обнял, стал гладить по спине и утешать.
— Бедная моя девочка, — шептал он.
Так-то лучше. Пролив немало слез, мы покинули квартиру.
Перед этим я просмотрела свои записи, а потом позвонила Скобелеву. Разговор
занял полторы минуты. На этот раз он не задал ни одного вопроса. Это слегка
настораживало, парень, как видно, вошел во вкус. Надо бы встретиться с ним и
маленько пошарить в его головушке.
Док в это время ходил за моей машиной и ничегошеньки не
слышал. Звонок касался одного из дружков Монаха, моя душа жаждала
справедливости, если у Клима дружок отдал Богу душу, значит, и Сашка должен с
кем-нибудь проститься. Это слегка простимулирует обоих. На самого Монаха я не
замахивалась: во-первых, он в настоящий момент осторожен, следовательно,
достать его дело хлопотное, а также опасное, во-вторых, первая попытка
Скобелева разделаться с ним успехом не увенчалась, а я суеверная, так что
вторую ему лучше не затевать, а препоручить это дело другому человеку. Даст
Бог, у того ловчее получится.
Вернулся Док, я устроилась в машине, поглядывая по сторонам
с некоторым страхом: меня, должно быть, уже ищут.
— Куда? — выехав на одну из центральных улиц и
точно опомнившись, спросил Док.
— Давай-ка в район химзавода.
— Зачем? — несказанно удивился он и вроде бы даже
притормозил, но в нужном месте свернул, чем меня порадовал, а я принялась
объяснять:
— Там полно всяких развалюх. Кроме бомжей, вдоль
Канавки никто не живет. Как думаешь, за бомжей мы сойдем?
— Варвара, — нахмурился он. — Я не понимаю,
зачем тебе эта Канавка? Мы можем уехать из города…
— Чего ж не уехал? — разозлилась я и тут же себя
одернула: Док не Резо, и с ним так разговаривать не стоит. — У меня есть
дело, — покаянно проронила я.
— Какое?
— Клим. Не хочешь помочь, не надо, но хотя бы не мешай.
Док повернулся ко мне и, помедлив, кивнул, точно соглашаясь.
Лучше бы на дорогу смотрел…
Мы выехали к Канавке. Названием поселок был обязан глубокому
оврагу, внизу которого когда-то пробегал веселый ручеек. Помнится, давным-давно
мы ватагой ходили сюда весной ловить майских жуков. Чуть выше был ключик,
чистый и звонкий, а дальше начинался лес. Теперь все в прошлом. Еще до моего
рождения поселок оказался в черте города, но длительное время оставался зеленым
островком, не тронутым городской жизнью. Потом здесь построили новые корпуса
химкомбината, вместо рощи появился троллейбусный парк, а овраг превратили в
свалку. За пятнадцать лет от былой деревенской жизни не осталось и следа.
Грязь, вонь, ветхие лачуги. После запуска комбината народ стали потихоньку
переселять отсюда. Люди уезжали в новые квартиры, но родные места не забывали:
летом здесь еще долго бурлила жизнь, дома использовали как дачи, а на огородах
с утра до вечера кипела работа. Но вскоре даже самые стойкие вынуждены были
покинуть эти места, Канавку окончательно превратили в городскую свалку. Здания
ветшали, рушились, сохранилась лишь часть улицы, домов пять, не больше, но и
они вызывали уныние, жители ждали выселения со дня на день и на хозяйство
махнули рукой. Канавку сразу же облюбовали бомжи. Каждую зиму непременно
случался пожар с человеческими жертвами. Домики больше походили на развалины,
заборы рухнули, и никому, кажется, не было дела до этого Богом забытого места.
Сейчас я не могла не порадоваться этому обстоятельству.
