— Как ты? — спросил, заметив, что я открыла глаза.
— Нормально. Тебя Папа отыскал?
— Да. Позвонил… Он хочет, чтобы я пожил здесь некоторое
время.
— Соглашайся, — кивнула я. — Сейчас в этом
доме самое безопасное место для тебя.
— А работа? Я взял больничный на неделю…
— Больничный не проблема, а на улице лучше не
показываться. По моим прикидкам, Монаху на днях придется несладко, и он
рассвирепеет.
Док посмотрел на меня и заметил:
— А знаешь, этот твой Папа действительно переживает… Он
хорошо относится к тебе…
— И что? — хмыкнула я.
Док пожал плечами:
— Ничего. Я не знаю твоих планов в отношении Папы,
просто… Тебе его не жалко?
— Жалко, — покаялась я. — Мне вообще всех
людей жалко, а также кошек, собак и лягушек.
Док погрустил и вскоре удалился. Его настроение мне очень не
нравилось. Глаз да глаз нужен за Доком…
Пару дней я лежала в своей комнате, молчаливая и несчастная.
Папа подолгу сидел рядом и пытался меня утешить. От него я узнала, что дела у
Сашки — хуже не бывает. Гоняют его и наши, и ваши, и старый друг Клим в
придачу. Монах из города скорее всего смылся и где-то залег, его активно ищут,
а пока, на всякий случай, колошматят дружков. Дело, конечно, хорошее. Дружков у
него и так было немного, а теперь и вовсе поубавилось. Будь у меня время, я
придумала бы для Сашки что-нибудь поинтереснее пули в затылок, но Монах меня
пугал по-настоящему, и потому выбирать не приходилось. Папа злился, что прошло
два дня, а результатов — кот наплакал, хотя на розыски Монаха людей отрядили
немало. Работы в моргах прибавилось, только что за радость от этого, если Сашка
в очередной раз ушел. Папа думал думу и хмурился, а я ласково на него
поглядывала и прикидывала: «Как мне с ним быть? В настоящее время он для меня
защита и опора. А его кончина, ежели таковая приключится вскорости, должна
выглядеть впечатляюще». В общем, мы подолгу держались за руки, и каждый думал о
своем.
Через пару дней я смогла подняться и даже погулять в саду.
Потом дела мои заметно пошли на поправку. Я вновь возложила на себя заботы по
дому и радовала Папу застенчивой улыбкой и мягким характером. В шахматы в эти
дни играли больше обыкновенного.
К концу недели, окончательно оправившись, я позвонила Климу.
На этот раз он узнал меня сразу и вроде бы забеспокоился. Я попросила его о
свидании, назначив встречу все в том же парке, что и в первый раз. Отказаться
он не решился.
Часа три я продумывала свой туалет, а потом отправилась к
Папе и заявила, что собралась на свидание. Папа растерялся, с ходу не нашел что
ответить и позвал Дока. Само собой, тот его порадовал: мол, всякие свидания
очень хороши для моего полного и окончательного выздоровления. Док говорил
долго, весьма кстати употребляя медицинские термины, но Папу до конца не
убедил. Во-первых, тот считал, что болтаться по улицам, даже с охраной, мне
сейчас не стоит, во-вторых, Папа терпеть не мог Клима вообще, а в качестве
возможного зятя в особенности, в-третьих, его очень беспокоил тот факт, что
романтическая встреча (как ни крути, а Клим меня таки спас) повлияет на мои
чувства, а если учесть, что в голове у меня не все дома, то я и напридумаю Бог
знает чего, а Клим, воспользовавшись ситуацией, поматросит да и бросит, и что
тогда делать Папе? Очередная измена подорвет мое хрупкое здоровье, и чем сие
кончится, ведомо одному Богу. Мысли в общем-то правильные. Иметь взрослую дочь
ох как нелегко, но об этом надо было думать раньше.
В конце концов Папа свое согласие дал, но без всякой охоты.
Я во время затянувшейся дискуссии лежала в своей комнате, дрыгала ногой и
перечитывала Ремарка. Вкусы у нас с Климом были довольно схожи, и, если сегодня
какой-нибудь дурацкий звонок не испортит мне всю малину, будет занятно.
Встреча была назначена на три часа. Витьке, из-за того что
за мной не углядел, в доме было отказано. Хорошо хоть жив остался. В половине
третьего мы с Толиком загрузились в его «девятку» какой-то совершенно нелепой
расцветки.
— Машина военная, — заявил он. Как выяснилось, это
означало, что в машине недостает многих существенных деталей: ручек, пепельниц,
заднего сиденья, а дребезжала бедняжка на ходу так, что у меня сводило зубы.
Когда мы подъехали к парку, я от души порадовалась, но
рановато: еще минут пять Толик выбирался из машины сам и наконец смог извлечь
меня. В общем, это заняло много времени, но все равно мы приехали минут за
десять до назначенного срока. Клима не было, и я торопливо припустилась по
аллее на облюбованную мной скамейку. Толик вышагивал сзади, в отличие от Резо
относясь к обязанностям охранника со спартанским спокойствием.
Только я устроилась на скамейке и вошла в роль, как в аллее
показался Клим. Толик сел в тенечке, метрах в десяти от меня, и зевал так, что
мог лишиться челюсти. Охраны Клима нигде не было видно, в парк он вошел один,
правда, трое дружков остались ждать в машине возле входа.
Клим смотрел на меня и терялся в догадках, зачем я ему
позвонила. Объяснять я не собиралась.
— Как хорошо, что ты опять здесь, — сказала я,
сияя лицом. — Где ты пропадал столько времени?
Клим вроде бы споткнулся, но на ногах устоял. Взгляд
торопливо скользнул по моему лицу, я продолжала улыбаться вполне осмысленно, и
это сбивало с толку.
— Где ты был? — повторила я. Он пожал плечами.
— Сегодня?
— Ну да…
— Дома… ездил по делам…
— Дела? — удивилась я. — Зачем тебе какие-то
дела? Почему тебе непременно хочется заниматься какими-нибудь делами? Это
скучно. Разве нет? — Наверное, — ответил Клим, понемногу приходя в
себя.
Я поднялась, взяла его за руку и повела за собой, но не по
аллее, а по зеленой траве. Наклонилась, сорвала одуванчик, порыв ветра унес
пушистые зонтики. Клим смотрел на меня и продолжал теряться в догадках.
Вспомнил, что я чокнутая, и успокоился, а потом вдруг решил, что я очень
красивая.
«Наконец-то. Для кого я, по-твоему, старалась?»
— Одуванчики смешные, правда?
— Правда, — согласился он вежливо и даже с
интересом, вовремя вспомнив, кто у нас теперь в папах.
— Тебе не нравится здесь? — распахнув глазки
пошире, спросила я вроде бы испуганно.
— Нет, почему… Ты сказала, что хочешь встретиться…
зачем?
Этот вопрос поверг меня в раздумья.
— Разве не все равно? Какое это имеет значение?
