— Я? Не знаю. Наверное. Куда ты все время уходишь? Тебе
нельзя быть здесь рядом со мной?
— Наверное, можно, — пожал он плечами.
— Тогда почему ты уходишь?
— Люди не могут всегда быть вместе.
— Глупость какая. Почему это?
— Не знаю… Всегда быть вместе не получается. Люди
работают, занимаются другими делами, спят…
— Ты сегодня болтаешь ужасную чепуху. Скажи честно: ты
просто дразнишь меня?
— Нет. — Он покачал головой и дотронулся до моего
плеча. — Ты очень красивая.
— Да? Скажи мне еще раз…
— Ты очень красивая.
— Я хочу, чтобы ты всегда так говорил. Хорошо? Когда ты
говоришь мне это, у тебя нежный голос. — Голос правда был нежным.
«А что, если он на досуге перечитал любимые книги? —
насторожилась я. — Нет, не перечитал, ну и кто из нас в таком случае
страдает шизофренией?»
В последующие дни мы еще несколько раз встречались в парке,
и я упорно изображала чокнутую. Такое дуракаваляние объяснялось просто: я
разыгрывала героиню Ремарка, вынуждая Клима разыгрывать героя. Конечно, он об
этом не подозревал, потому что давно не перечитывал любимого автора, а зря.
Впрочем, я этому обстоятельству радовалась. Для тех, кто Ремарка не читал,
поясняю: речь идет об одном молодом человеке, который умудрился полюбить
сумасшедшую (надо признать, она была красавицей), так вот, она его то узнавала,
то нет, то принимала за совершенно другого человека. Потом девчонку вылечили,
но хеппи-энда не получилось: она не пожелала его вспомнить, да и ему самому
красотка в нормальном состоянии не больно пришлась по вкусу. Вот такая история.
Однако эти сцены я разыгрывала вовсе не для того, чтобы
просто порадовать Клима. Была у меня одна забавная мыслишка…
В этот день Клим решил пожаловаться, что накануне в магазине
я его не узнала. Посмотрев удивленно, я начала весело, до слез, хохотать.
— Какую глупость ты сказал, — немного
успокоившись, покачала я головой. — Как это я могу тебя не узнать? Я отыщу
тебя в самой большой толпе, как будто ты этого не знаешь. Ты меня просто
разыгрываешь.
— И все-таки ты меня не узнала. Ты была очень красивой
и ужасно чужой…
— А… — Я откинула со лба волосы и стала смотреть в
небо. — Я знаю, о ком ты… Ты видел ее, да?
— Кого?
— Ну… ее. Она ужасно строгая и не дает мне уходить.
Представляешь, она запирает меня в бельевой шкаф, чтобы я не сбежала. — Я
махнула рукой. — Это она выдумала, что я сумасшедшая. Она и доктор. И еще
она сердится, когда я говорю о тебе.
— Почему?
— Она… странная. Не хочет никого любить. Когда я
сказала, что люблю тебя, она ужасно разозлилась.
— Ты ей сказала, что любишь меня?
— Ну да, конечно. Почему я должна скрывать это? Ведь ты
не говорил, что я должна скрывать? Ты не сердишься?
— Конечно, нет.
— А ее это расстроило.
— Почему?
— Скажи: она тебе не понравилась? — не обращая
внимания на его вопрос, спросила я.
— Не в этом дело. Просто она совсем чужая. Понимаешь?
— Конечно, — кивнула я. — Она такая
несчастная… очень-очень.
— Почему?
— Потому что с ней произошла ужасная вещь, —
подумав, ответила я со вздохом. — Она мне не рассказывала, но я все равно
знаю. Мне даже кажется иногда, что я все это видела. Они вошли втроем… Нет,
сначала один… и ударил ее, и разбилось зеркало, я видела осколки, а потом вошли
те двое… Я помню их лица… Как ты думаешь, я все это видела?
— Что, Варя?
— То, что они с ней сделали? Или она мне все-таки
рассказала?
— Там в подвале было трое мужчин?
— В подвале? Какой подвал? Вовсе нет, это было давно…
разбилось зеркало. Это было в моей квартире. Она жила в ней.
— А ты?
— И я, наверное, тоже. Они ее расспрашивали о каком-то
священнике… да-да, священнике, а она так страшно кричала… Я ничем не могла ей
помочь… А потом взяла и убежала. Ужасно, да? Я ее бросила, и она за это терпеть
меня не может. И запирает в шкаф. Ужасно глупо запирать человека в шкаф, ты не
находишь? А вчера она так разозлилась… Она сказала, что видела того парня.
— Кого? — не понял Клим.
— Того, который вошел первым. Она очень испугалась и
сказала, что никуда меня не отпустит, потому что они рядом.
Я поднялась с травы и отряхнула подол.
Мы пошли по аллее, тихо и неспешно разговаривая, минут через
двадцать я забеспокоилась и сказала:
— Мне пора. Мы увидимся? Мне всегда грустно, когда тебя
нет.
Максим, услышав последнюю фразу, ухмыльнулся и даже
подмигнул Климу. Но тот этого вовсе не заметил.
— Я люблю тебя, — сказала я и пошла по аллее. А он
остался стоять. Правильно, между прочим, сделал: потащись он за мной, и такая
классная сцена была бы испорчена.
Рано утром кто-то заскребся в мою дверь.
«Черт», — подумала я, потому что этот кто-то отвлек
меня от создания суперсценария для двух актеров. Я пребывала в расслабленном
состоянии, более того, даже заплакала, одновременно чувствуя себя и героиней, и
зрительницей. Неожиданный визит вызвал во мне волну протеста.
— Да! — без намека на гостеприимство крикнула я,
ожидая, что войдет Док. Нет, еще хуже. На пороге стоял Резо и чрезвычайно
ласково мне улыбался.
— Ты? — удивилась я. — Уже выздоровел?
— Да, — кивнул он.
— А как нога?
— Отлично.
— Неужели совсем не болит? — Я нахмурилась, а Резо
забеспокоился и посмотрел на принтер, но все-таки ответил:
— Совсем.
— Я думала, ты еще хотя бы неделю будешь
отлеживаться, — проворчала я. — Ладно, заходи и закрой дверь.
Он прошел, сел в кресло, вздохнул очень жалостливо и начал:
— На самом-то деле я считал, что обязан выйти пораньше.
— Это почему?
— Ну… я думаю, никто не выполнит работу лучше меня.
Максим — никудышный охранник.
— Вот оно что.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
