– Где разгружался?
– В Карантинной бухте, две недели назад. Зря вы это, вот ей-богу зря, товарищ Орлов. Чисто все.
– Бога нет, – машинально ответил Орлов. – А в бочках?
– В этих семечковое масло, с маслодавильни на Ближних Мельницах, ну вы знаете, кооперативная трудовая артель «Красный маслодел». А в этих оливковое, тоже из Батума. Тоже кооперативная трудовая артель. У нас все по закону, товарищ Орлов.
Интересно, какая же сука стукнула, думал про себя господин Рубинчик. Второй красноармеец вспорол тюк, оттуда, шурша, высыпался чай.
– Батумский, – скучно сказал господин Рубинчик, – третий сорт. Трудовая артель «Красный чай». Сичас Сьома принесет накладные, дай ему бог здоровья.
– А товар? – Оперуполномоченный товарищ Орлов не зря слыл человеком упертым.
– Так ищите, бога ради, – широко развел руками господин Рубинчик. – Я что, я разве против?
– Вот, товарищ оперуполномоченный, гляньте-ка сюды, – сказал красноармеец, выгребая книжный хлам, завернутый в парчу и пурпур. Хрустальный череп поглядел на Орлова холодными глазницами.
– Прятал? – спросил Орлов укоризненно.
– Никоим образом, – равнодушно ответил господин Рубинчик, – так валялось.
– Предметы культа?
– Вы, товарищ Орлов, умеете читать на этом языке? Вот и я не умею. Какой же это предмет культа? Предмет культа – это опиум для народа, а этого ни один народ не поймет.
Товарищ Орлов нагнулся и пролистал фолиант. Поднялось облачко красноватой пыли. Товарищ Орлов чихнул.
– Картинки тут, – сказал он неопределенно, – люди и мифические животные.
– Дядя у меня умер в Виннице, – пояснил Рубинчик, – большой чудак был. Древности всякие собирал. Никому не нужный хлам. Но дядя же. Дорого как память. Я из Винницы вывез, сюда свалил. Не домой же везти такое? У супруги мигрень.
– И это? – спросил оперуполномоченный, трогая череп сапогом. Череп неожиданно щелкнул хрустальной челюстью. Оперуполномоченный отдернул ногу, и чтобы показать, что он совсем даже не испугался, тронул череп еще раз. Череп чуть подвинулся вместе с куском пурпурной ткани, на которой он лежал.
– На столе у него стояло, у дяди, – тут же сказал Рубинчик, – мементо мори, так сказать.
– Большой чудак был ваш дядя, – признался оперуполномоченный Орлов.
– Это уж точно, – радостно согласился Рубинчик, – такой чудак, что иногда в одних кальсонах на улицу выходил, гм…
Сверху притопал красноармеец с кипой накладных и амбарными книгами.
– Я это изымаю, – сказал оперуполномоченный Орлов, – временно. И предметы культа конфискую.
– На здоровье, – равнодушно сказал Рубинчик.
– А что это у вас товарищ грек с разбитым лицом тут имеет место? – спросил Орлов, ища к чему бы придраться.
– Помогал передвигать ящики, – сказал Сатырос, – вот… упал неосмотрительно.
– Нарушаете технику безопасности? – с надеждой спросил Орлов.
– За нарушение техники безопасности готов ответить, – радостно воскликнул Рубинчик. – Кстати, маме привет передавайте.
Орлов развернулся всем своим перетянутым в рюмочку телом и, поскрипывая портупеей, вышел. Красноармейцы двинулись за ним.
– Уф! – сказал Рубинчик и вытер лоб.
– И не говорите, господин Рубинчик, – согласился папа Сатырос.
– Вы, папа, счастливец, – сказал Рубинчик тихо, покачавшись с носка на пятку и глядя на груду рухляди. – Вы, папа, можете идти. Поцелуйте от меня вашу прелестную Зою. И, кстати, имейте, папа, в виду и передайте всем: господин Рубинчик найдет ту сволочь, которая заложила господина Рубинчика, и сволочь этому не обрадуется.
Папа Сатырос коротко склонил голову и тихо вышел. На лестнице он перекрестился.
* * *
Директор Археологического музея профессор Отто Штильмарк очень нервничал. А вы бы не нервничали, если бы вас ни с того ни с сего вызвали в Губчека?
Тем более новая власть совершенно ничего не понимала в археологии. Новая власть смотрела на драгоценные скифские золотые гривны просто как на источник желтого металла, благодаря которому можно было прикупить оборудование для литейного цеха.
Поэтому, когда выяснилось, в чем дело, он облегченно вздохнул. В душе, конечно.
– Откуда вы это взяли? – удивился он.
– Конфисковал у одного элемента, – сказал Орлов.
– Вы хотели бы, чтобы я атрибутировал этот предмет? – спросил он, разглядывая череп. – Боюсь, тут будут проблемы.
Он взял лупу и внимательно обнюхал череп.
– Это драгоценный камень? – нетерпеливо спросил Орлов.
– Господь с вами. Это кварц. Цельный кристалл кварца. Просто очень большой. Впрочем, тут есть свои хитрости. Оптические оси…
– То есть эта штука таки ничего не стоит? – разочарованно спросил Орлов.
Он очень надеялся, что череп окажется драгоценным, например, бриллиантовым, и что он, товарищ Орлов, сможет лично подарить такую замечательную вещь товарищу Ленину, а заодно и отчитаться о замечательных успехах вверенного ему подразделения Губчека.
– Не скажите, – возразил Штильмарк – Когда речь идет о древности, дело не в материале. Венера Милосская бесценна, а ведь мрамором, подобным тому, из которого она изваяна, выложена лестница доходного дома Поплавского. А золотая тиара царя Сайтафарна, пока считалась настоящей, была куплена Лувром за двести тысяч франков. Как вы думаете, сколько она стала стоить, когда выяснилось, что она изготовлена в Одессе?
– Хорошо, – терпеливо сказал Орлов, – тогда эта штука, по крайней мере, древняя?
– А вот этого я не знаю, – сказал Штильмарк, – сам Лувр и то ошибался.
Он вновь вооружился лупой. В глазницах черепа блестел, отражаясь, свет фонарей, заглядывающих в окно кабинета товарища Орлова.
– Можно, конечно, позвать анатома, – задумчиво сказал Штильмарк, – например, всеми уважаемого профессора Серебро. Но я уверен, он скажет то же, что и я, – анатомия соблюдена до малейшей косточки. Вы только посмотрите, даже видны места прикрепления мышц. По крайней мере, их можно нащупать. Впрочем, от наших умельцев всего можно ожидать. Миша Винницкий, ну вы знаете…
– Мишка Япончик?
– Да. Так он в свое время купил у Гохманов саркофаг. Маленький такой. Я бы сказал, игрушечный. Золотой саркофаг, украшен сценками, символизирующими различные этапы человеческой жизни, а в нем десятисантиметровый скелет из ста шестидесяти семи золотых костей. Анатомия как у натурального скелета, заметьте. Изя Рухомовский десять лет работал над этим саркофагом.
– И что это значит? – спросил Орлов.
– В Одессе могут сделать все, что угодно. Но именно этот предмет трудновато было бы продать. Он ведь не копирует нечто известное. Он совершенно уникален. И если бы он действительно был древним, я бы сказал, что он вообще не отсюда. Новый Свет, вероятно. С тех пор как в одиннадцатом году Хайрем Бингхем открыл затерянный город инков, стало ясно, что эта цивилизация нам принесет еще много сюрпризов. А это что у вас?
