– Что, действительно выкинули?
– Да... Но это уже после меня было. Ну, правда, со второго этажа. Он только ключицу сломал. Ну, еще ребро. Но возвращаться не стал. В задницу всех, сказал. Все вы бандиты. И учителя и ученики. Он в спортклубе «Ариадна» гардеробщиком.
Лысого выкинули, надо же. Вот это да.
Я на минуту отвлекся, это плохо. С другой стороны, ладно... живой разговор.
– Если вы переехали из Рязани... они, наверное, смеялись над вашим выговором, одноклассники?
Он помолчал, потом сказал:
– Да. Первое время.
Интересно, что он сделал, что они перестали смеяться? Мстил им исподтишка? Пакостил? Дрался? Научился местному говору?
– В классе легко прижились?
– Нет. – Голос стал чуть выше, чем раньше, невольное напряжение мышц гортани. – Новичков не любят. Издевались по-всякому. То кнопку подложат, ну и... Пришлось драться.
На последнем слове – облегченный вздох, расслабился. Сначала было плохо, но потом он отстоял свое право на существование, непостыдно отстоял. В сто первой те еще гопники.
– Я отставал в росте, – сказал он, – вот и дрался зубами, ногами, чем попало. А потом вдруг как-то быстро вырос, ну и... отстали. А зачем вы про это спрашиваете?
Его слово-паразит «ну и». Интересно, он сам это за собой замечает?
Не худший вариант. Серый говорил «типа того». Очень трудно работать с человеком, который говорит «типа того».
– Характер человека, – говорю я и выпускаю клуб дыма из трубки, – закладывается в детстве.
На самом деле не в характере дело – в неосуществленных желаниях, в уязвленном самолюбии, в загнанных вглубь, но незабытых обидах. А я вытаскиваю их на свет. Поэтому надо осторожно. Помню, как испугался как-то, когда еще только начинал, когда один из заказчиков вдруг расплакался.
– А чем вы сейчас занимаетесь? – Я поднял ладонь, предупреждая его слова. – Нет-нет, в общих чертах...
– Грузоперевозки, – сказал он. – Так себе контора. Маленькая. Но есть постоянная клиентура, заказы.
Состоявшийся человек. Но не совсем. Скажем так, недосостоявшийся. Состоявшиеся ко мне не ходят. Незачем. Но у этого хватает средств, чтобы заплатить за каприз. И что-то свербит, тянет, мешает жить.
– Женаты?
Пожал плечами.
– Вроде того.
Сказал, как отмахнулся. С женщинами проблем нет. Но и не бабник. Не зацикливается на них. Значит, все, связанное с любовными интригами, отметаем.
Наверняка щедр. Дает на тряпки. Так и говорит – на, возьми себе на тряпки.
– Отдыхать где любите? На море, в горах? Париж там, Рим? Где вообще были?
– Не знаю, – он задумался, – в горах не люблю. Туристом тоже. Таскайся везде за гидом, как дурак. Языков не знаю. Не выучился в детстве. Мать говорила, денег нет на глупости. Зачем эти языки, все равно хрен за границей побываешь. Лучше, говорит, в фотокружок какой-нибудь. Кто ж знал, что так обернется? А фотография эта теперь никому не нужна. У всех мыльницы эти... цифра.
Все время возвращается к детству. Многие так. Я привык.
– Курить у вас тут можно?
– Можно, – сказал я и для убедительности выпустил клуб дыма. На миг его лицо закрыли бледные распадающиеся волокна. Он все еще нервничал.
Достал сигареты, «Кэмел», почти все они курят «Кэмел», щелкнул зажигалкой, положил пачку на стол, подтянул пепельницу. Немножко напряжен, но не суетлив, движения точные, жесты от себя, а не к себе, значит, щедрый и не зануда. Но скрытный, руками зря не машет.
Чтобы дать ему успокоиться, я взял бювар и с деловитым видом почеркал в блокноте. Перо уютно заскрипело. Забытый с детства звук. Почти для всех.
За окном порыв ветра ударил в мокрую листву – один лист оторвался и распластался снаружи на черном стекле, точно огромная ночная бабочка.
– И тут я понял, что они все врут... – Я поднял голову и прислушивался, он, оказывается, что-то рассказывал, пока я делал свои наброски. – И она врет... и бабка... и эти, которые в телевизоре... Почему я должен им верить? Я взял портфель, вроде бы в школу, и ушел... Сел на автобус. Думаю, не важно куда, главное – далеко. Ну и... Она подняла на ноги... Плакала потом. Поставили на учет в детской комнате. А я что? Раз признали хулиганом, я – пожалуйста. Я как с цепи сорвался.
Он говорил будто в трансе. Им кажется, что все это забыто. Похоронено. Что они большие, взрослые, что есть другие, гораздо более важные дела, чем детские мечты и обиды. А тут они вспоминают. Одно вытаскивает за собой другое. Это как гирлянда с елочными лампочками. Чтобы включить одну, приходится включать все.
– Погодите. Пока хватит.
Тяга к странствиям. Упорство. Стремление делать наоборот. Хорошие качества. Но неудобные. Наверное, ему талдычили, что, если не слушаться старших, обязательно сядешь в тюрьму или что-то в этом роде.
Я вдруг подумал, что он, наверное, был неплохим пацаном. Я в детстве был бы не прочь иметь такого друга.
Он вздрогнул, как будто я его неожиданно ударил, но быстро взял себя в руки.
– Вы же сами сказали, рассказывайте что хотите.
– Просто я не успеваю записывать. Вы кем хотели стать, когда маленьким были? Ну, лет в десять?
Обычно такие говорят – моряком или космонавтом. Наверняка одно из двух. Если моряком – романтик. Если космонавтом – романтик и дурак. Только бы он не сказал – космонавтом. С научной фантастикой предпочитаю не работать. Там, собственно, работать практически не с чем.
– Моряком. Тем более мы переехали сюда. А тут море. Я, как увидел, оху... охренел просто. Столько воды, надо же. Корабли в порту. Моряки шикарные, иностранные, в белом все, ходят по бульвару туда-сюда, под руку с девками, смеются. Я бегал за ними, жвачку выпрашивал.
– Жалеете, что не пошли в мореходку?
– Не знаю. Паршивая профессия. На самом деле. Железная коробка, двигатель стучит, никуда не деться. Это тогда казалось, что вот он, весь мир, и ты в нем, и все, ну не знаю... такое... как праздник, бесконечный праздник. Яркое. О других странах мечтал. Где-то там они – Лондон, Париж, Нью-Йорк. Далекие, недоступные. Видел я их потом. Ну Лондон. Ну Париж...
– Не понравилось?
– Понравилось, конечно. Но...
Я захлопнул блокнот.
– Ясно. Все понял.
Он, кажется, был несколько ошарашен. Он долго колебался, приходить или не приходить, потом расслабился, и его понесло. Он готов был рассказывать еще и еще. На самом деле – стандартный случай. Стандартней некуда. Но этого я ему говорить не стал.
На всякий случай успокоил.
– У меня своя система. Семантический анализ, лингвистический, статобработка. Материал я собрал. Придете через неделю. Позвоните предварительно, я вам назначу. К тому времени уже кое-что определится.
