Он облегченно вздохнул, но я видел, что смотрит он расфокусированно, вроде как в себя. Классики в таких случаях говорят «взор его затуманился».
Сейчас сядет в свою тачку, поедет домой, и пока будет ехать, его скорее всего шарахнет. Все те обиды, маленькие, но злые, которые он старался не вспоминать, закопать поглубже, как чистоплотные кошки зарывают экскременты... Все некупленные велосипеды, все тычки и тумаки старших, все обманы взрослых... все полезет наружу.
Страшно быть маленьким и беззащитным. Страшно зависеть от воли непонятных тебе больших людей. Если считать, что они непогрешимы, еще туда-сюда. А потом внезапно выясняется, что это не грозные карающие боги, а просто слабые люди, которые не в силах сдержать свое раздражение. И защитить тебя от страшного мира они не в силах. А сделать тебе плохо – могут.
– Приедете домой, – сказал я, – выпейте коньяку. Только хорошего. С лимоном. О’кей?
– О’кей, – сказал он и вытер ладони о штаны.
Надеюсь, он встретит ночь не один. Это всегда легче.
По оконному стеклу ползли капли, в каждой дрожала крохотная точка света.
Я останусь тут, в теплом доме, а он пойдет обратно, к машине, припаркованной на слишком узкой дорожке – соседи вечно ругаются, что из-за моих клиентов ни пройти, ни проехать.
И его обнимет мрак, как в конце концов обнимает нас всех.
Когда прием подходит к концу, я начинаю маяться, мяться. Я до сих пор не научился обговаривать вопрос о гонораре.
Я представил себе, что я психоаналитик. Они берут дорого, а ведь клиенты их просто лежат на кушетке и рассказывают, как в детстве подсмотрели половой акт между мамой и папой. Или между папой и приятелем папы, не знаю... А я ведь еще и работаю, в отличие от психоаналитика, которому и делать ничего не приходится, только трепаться. Я доброжелателен, но деловит. Сдержан, но эффективен. Вот я каков!
И я с деловым видом начал выколачивать трубку о край пепельницы, словно бы мне не терпелось приступать к работе.
Он понял.
– Серый сказал... Вы берете индивидуально, в зависимости...
– От сложности работы, да. У него был спецзаказ. Я брал по повышенному тарифу.
Я стараюсь быть честным со своими клиентами.
– Не знаю, должен ли я вам это говорить...
Искренность производит хорошее впечатление. Как правило. И, что приятно, ее даже не надо симулировать.
– Но с вами легко будет работать. Вы – совершенно нормальный человек.
Я попал в точку. Он отчетливо расслабился.
– Правда? Я думал...
Я немножко подлил бальзаму.
– Сейчас это – редкость.
На самом деле нормальных людей много – на то они и нормальные. Вернее, не так. Нормальные – это те, кого больше. Но ему это знать не обязательно.
– Я возьму с вас по стандартным расценкам. Ну, и конечно, полный расчет по окончании работы. Сейчас только аванс.
Он отсчитал деньги, привычно, быстро. Считать деньги умеет, но расстается с ними легко. Не жадный. Я так и думал.
– Вы не пожалеете, – сказал я.
– Знаю. Серый, – он задумчиво кивнул, – остался доволен.
* * *
Серого было очень трудно раскрутить. Я работал с ним почти неделю. Он мялся и жался, говорил правильные вещи, но я по жестам видел – врет. Я посадил его за ноут и заставил пройти тест Брайана-Кеттелла. А потом еще два вспомогательных, пока не докопался, что к чему.
Он, Серый, меня очень зауважал.
Все-таки от этих психологических штучек есть толк.
Я отмыл чашку от слипшихся остатков кофе и сахара, налил себе чаю и сделал бутерброд с луком и колбасой. Несмотря на то что клиент и правда оказался легким, я чувствовал себя опустошенным. Непыльный заработок, ни начальства, ни жесткого графика, много свободного времени, но есть свои недостатки.
А съезжу-ка я завтра на блошку. В прошлую субботу я видел у Жоры неплохую кузнецовскую тарелку с синими принтами. Если она еще не ушла...
И еще надо будет положить деньги на телефон и купить кофе в зернах.
Длинные вечера неприятны тем, что не знаешь, чем себя занять.
С одной стороны, спать вроде еще рано, с другой – и делать вроде особенно нечего.
Потертые корешки, коленкоровые переплеты, тиснение. Очень достойного вида, очень. Когда я только начал этим заниматься, я купил их на развале в привокзальном скверике. Почти вся «Библиотека приключений и научной фантастики», она же «рамочка». Рядом солидные скучных цветов собрания сочинений – Дюма, Гюго, Бальзак, Диккенс. Выше – разрозненные тома Британской энциклопедии, попавшие ко мне совсем уж случайным и причудливым образом. Я никогда их и не открывал, но они, словно в благодарность за то, что оказались в тепле и покое, старательно золотились корешками, сообщая комнате уют и надежность. Спецлитература у меня стояла во втором ряду, не бросаясь в глаза.
Я придвинул тарелку с бутербродом и чашку к ноутбуку, извлек из архива текстовый файл, пристроил блокнот слева на столе и начал прикидывать, что к чему.
«Было раннее январское морозное утро. Бухта поседела от инея. Мелкая рябь ласково лизала прибрежные камни. Солнце еще не успело подняться и только тронуло своими лучами вершины холмов и морскую даль. Капитан проснулся раньше обыкновенного и направился к морю».
Ну да, это можно взять за основу. Но, конечно, придется подгонять под клиента. Переехал сюда откуда-то... хм... ну, предположим, с континента. Или вообще из Америки? Ну да, почему бы нет. Это же классика, такой себе маленький лорд Фаунтлерой. Они, значит, с матерью бедствовали, перебивались всякой поденной работой, а тут им выпало неожиданное наследство, например, дядя помер и оставил трактир, ну и... И вот они приезжают на побережье, он совсем еще мальчик, и его третируют местные пацаны... смеются над его выговором, и ему приходится драться. Там, значит, есть заводила, противный такой, он в собак швыряет камнями, когда они на цепи... точно, это хороший штрих, а наш, значит, вступается, когда тот швыряет камни в собачонку одной доброй женщины, ну и... и они дерутся, они тузят друг друга на тропинке, выбитой сотнями ног, и наш из последних сил уже лезет и наконец побеждает... пыль набивается в рот, он отчаянным движением...
Какое удовольствие работать для клиента без спецпотребностей. Хотя и менее выгодно, конечно.
Тут к ним в трактир, значит, приходит загадочный капитан, останавливается у них... и чего-то боится. Не будем отступать от канона, но надо бы еще добавить любовь, это всегда хорошо, подростковую, чистую любовь, вот как раз когда он с этим деревенским задирой друг друга возят по земле, и тут она... едет верхом, на гнедой кобылке хороших кровей, амазонка, хлыстик, это подбавит немного перцу, ей пятнадцать лет, и она... смотрит на них презрительно, кобылка пятится, и тут он, чувствуя на себе взгляд черных глаз – не лошади, а девочки-подростка, – собирается с силами и ка-ак врежет!.. и она смотрит на него, а он защищал собачку, и она это видела, и они... начинают встречаться, а сквайр против. Почему против? Потому что она – дочка сквайра, вот почему!
