В субкультурах все держатся друг за друга, они все для себя – свои, даже если в глаза друг друга не видели, а все, кто их окружает, – чужие, даже если это собственные родители. Почему она не вписалась у местных готов? Или веганов? Или, я не знаю, фанатов группы «Квин»?
Потому что ей нужен был я. Именно я.
Никуда она не ушла. В окне, за ветками яблонь, горел свет. Ждет меня. Еще бы.
Может, просто не заходить туда? Пойти к соседу Леониду Ильичу, попроситься у него переночевать? Это уж и вовсе будет странно выглядеть. Тем более, его, похоже, нету, вон дача темная, а обычно на веранде окна светятся. Никогда не думал, что так расстроюсь потому, что кого-то из соседей нет дома. До недавнего времени я вообще не обращал внимания на соседей, если честно.
Я поднес ладонь к звонку, но передумал. В конце концов, это я тут хозяин. Пока еще, во всяком случае.
Тем более дверь была не заперта.
Рогнеда и сосед Леонид Ильич сидели за моим столом и лопали мою еду. И пили виски из заначки, которая у меня была в кухонном шкафу.
И смеялись.
Ну, то есть не нагло хохотали, а так, веселились. Леонид Ильич что-то оживленно рассказывал, даже руками размахивал, а Рогнеда слушала, наклонившись вперед, нога закинута за ногу, острая коленка обрисовывается под юбкой.
Я сказал:
– Вообще-то это я тут живу, если вам интересно.
Рогнеда хихикнула. Она, по-моему, порядочно набралась, почти полная бутылка виски опустела почти наполовину.
– Он здесь живет, – пояснила она соседу Леониду Ильичу, для верности уставив в меня палец.
– Я зашел вас проведать, – пояснил сосед Леонид Ильич. По-моему, ему было слегка неловко. – Утром вы говорили встревожившие меня вещи.
– Он меня испугался, – пояснила Рогнеда. – Он подумал, я его отравлю. Так ведь, Семочка? Клофелином. Он вообще робкий. Другой бы надавал бы по морде мне и выгнал. А он стремается.
Они говорили обо мне, как будто меня тут не было.
– Я тебе дам по морде и выгоню, – сказал я, трясясь от злости, – тварь такая.
– Девушку, – Рогнеда пошевелила чугунным ботинком, – в ночь!
– Зачем вы так, Семен Александрович, – укоризненно сказал сосед Леонид Ильич. – И вы, Недочка, перестаньте его дразнить. У вас довольно специфический юмор, это, знаете, не всякому нравится.
Я послал ему письмо. Он был моей последней надеждой даже не на спасение – на справедливость. На посмертное возмездие.
– Вы бы присели, Семен Александрович, – сказал сосед Леонид Ильич, – неловко как-то. Мы, гости, сидим, а вы, хозяин, стоите.
– Он не ест на людях, – сказала Рогнеда. – Он застенчивый.
– Зачем вы так, Недочка? У любого человека могут быть слабости.
– Она сама не могла в детстве есть на людях, – ответно заложил я Рогнеду, – она мне говорила.
– Но я же с этим справилась! – гордо ответила Рогнеда.
Я сел к столу. Я за стеклом, я их вижу и даже слышу, но это потому что я хитрый и у меня есть специальное замечательное стекло, кабинка, в которой я для них невидим, зато их вижу отлично. В сущности, у каждого есть такая кабинка. Просто не все это сознают.
Не все умеют пользоваться такой замечательной штукой.
Я положил себе салату и налил виски. Если они оба пьют из этой бутылки, а я налил себе сам, ничего же не может случиться, верно?
– Он мне рассказывал о раскопках, – сообщила мне Рогнеда, – о святилище Ахилла. Тут, буквально в двух шагах, было святилище Ахилла. И он его копал. Ахилл-то, оказывается, был совершенным уродом и жил в яме. Ему приносили в жертву девственниц. Привязывали их к скале.
– Не уродом, а монстром, – поправил сосед Леонид Ильич, – он был по-своему прекрасен. Очень по-своему.
– Теперь бы им было трудновато, – Рогнеда поправила черную прядку, – с девственницами.
Она хихикнула.
– Тогда тоже были вольные нравы. У нас искаженное представление об античной морали. Я думаю, это должность, а не состояние. Они были как бы назначенными девственницами. Тем более перед жертвоприношением практиковалось ритуальное изнасилование.
– То есть, прежде чем сплавить беднягу чудовищу, жрецы как следует оттягивались сами?
– Совершенно верно.
Она за все это время ни разу не сказала «зыкински». Изменила рисунок роли? И, соответственно, словарь?
– А он не возражал? Что товар подпорчен?
– Ахилл? Вроде нет.
Я тыкал вилкой в салат и думал: что за херню они несут? Почему я все это слушаю?
– Девушке давали специальный напиток, – продолжал он, – изменяющий сознание. Иначе его трудновато было высвистать, Ахилла. А так она как бы вступала с ним в ментальный контакт. Видела его. Говорила с ним. Он чуял и выходил.
Точно, Ктулху.
– Ладно, – сказал сосед Леонид Ильич и поднялся, – я пошел, Недочка. Спасибо за приют. Семен Александрович, вы меня не проводите?
Я встал и вышел с ним на крыльцо. В окно было видно, как Рогнеда убирает со стола, в своем затянутом корсете и пышной юбке она казалась черной осой, медленно кружащейся вокруг соблазнительного пищевого изобилия.
– Я думал, вы на моей стороне, – сказал я горько.
– Я на вашей стороне, – сказал сосед Леонид Ильич, – но вы, как я понимаю, человек, склонный к рефлексии. К сюжетным построениям. И к тому же с обостренной душевной чувствительностью.
– Душевнобольной? – подсказал я.
– Нет, что вы. Просто склонный везде усматривать сложные сюжетные конструкции. Вот я и заглянул, поговорил с девочкой.
– И?
– Будьте к ней снисходительны. Она несчастна.
– Эта хабалка? – я задохнулся от возмущения.
– Недочка? Несчастна, и делает несчастными всех вокруг. В отместку. Так бывает.
– Ее зовут Люся, – сказал я, – и она врет. Они все время врут. Оба.
– Ее не зовут Люся, – сказал сосед Леонид Ильич, – и она не врет. Что до него – не знаю. Я его не видел. Но вы зря так беспокоитесь. Не думаю, что здесь какой-то заговор против вас. Ряд совпадений, знаете, бывают такие совпадения, странные... Что-то вроде причинно-следственных завихрений, есть какая-то теория, резонанса, что ли.
– Либо причинно-следственная связь есть, либо ее нет, – сказал я твердо. Выпитое виски висело в желудке плотным огненным шаром. – Если ее нет, то и реальности нет. А есть какое-то дерьмо, которое над всеми нами издевается.
– Я помню, это у вас такой конек, насчет реальности. Но не нужно так уж радикально, – укорил он. – Реальность есть. Вот мы стоим, разговариваем. Это реальность. В общем, спокойной ночи. И будьте с ней поласковей, с девочкой. Совершенно одна, в чужом городе...
