Ну я и пристал к деду, что же такое он открыл этот
Жемчужников, а он ответил, что искусственный заменитель крови. И у него вроде
бы все получилось… Но после его ареста кто-то из коллег сколько ни пытался
найти хоть след этого открытия, ничего… Он замел все следы…
– Постой, но с чего ты взял… – перебил его Умаров.
– Минутку терпения, – улыбнулся Зорик, польщенный
всеобщим вниманием. – Короче, дед мне много чего про это рассказывал и еще
про то, как уже потом, в семидесятые, кажется, годы кто-то сказал ему, что
Жемчужников успел где-то спрятать свой труд, в каком-то тайнике, он об этом
рассказывал в лагере, незадолго до смерти.
Потом я вдруг, сам не знаю почему, спросил:
«А где жил этот Жемчужников?» Дед возьми да и назови
точнехонько этот адрес. Я так и отпал. «Дед, – говорю, – ты так
хорошо помнишь этот адрес, даже номер квартиры?» А он говорит: «Представь себе,
помню». У него вообще феноменальная память. И тут меня словно стукнуло по
башке… я вспомнил, что эти типы из квартиры напротив имеют отношение к
медицине, ну и стал размышлять…
Жемчужников явно спрятал все, что относилось к его открытию
или изобретению, не знаю, как точнее это назвать. И спрятал не в квартире,
конечно, ведь там наверняка будут делать обыск, если придут его арестовывать.
Мы ведь теперь уже знаем, сколько открытий и произведений
искусства погибло в те годы. Я много об этом читал, да и дед рассказывал. Ну
так вот, я и подумал: а вдруг эти горе-медики каким-то образом узнали про эти
бумаги, и решил, а не проверить ли мне чердак… И я подготовил Никиту…
– Между прочим, ты с самого начала чего-то про чердак
талдычил, – с восхищением вспомнил Леха. – Ну и башка у тебя, шизнуть
можно.
«Эх, жалко, Сашки тут нет, – подумала Маня, – она
бы им гордилась, Зориком своим. Он и вправду жутко умный. Но только все равно
Гошка в сто раз лучше».
– И долго вы искали? – поинтересовался Умаров.
– Нет, всего три дня. Там стоял старый сундук, рухлядь
полная, я его открыл и ничего не заметил, если бы не Никита… Он стал рыться в
этом сундуке, там такое рванье, все молью съеденное валялось, а на дне сундука…
– Что? Что на дне сундука? – закричала в
нетерпении Маня.
– А на дне сундука в самом углу крохотное колечко…
– Колечко? Золотое?
– Нет, Маня, железное. Никита возьми и потяни за него,
а там двойное дно… У меня просто дух перехватило, когда я его увидел.
Кожаную тонкую папку, а в ней вот этот конверт. Мы, конечно,
заглянули в конверт, а там бумаги, сплошь формулы… Ну и вот…
– Потрясающе, – тихо проговорил Умаров. –
Слушай, парень, ты после школы не в юридический собираешься?
– Нет, – засмеялся Зорик. – Я на биофак, по
стопам деда и отца.
– Жаль, а то мог бы у меня попрактиковаться… Впрочем,
вы все будете у меня желанными практикантами, – добавил он, увидев, как
понурились Гошка и Леха-Умарову сейчас меньше всего на свете хотелось бы
огорчать Гошку. – Кстати, у меня для вас тоже есть новость. Я сейчас из
больницы, Женька пришел в себя. Врачи сказали, если бы не ваша ампула, он бы
еще долго пребывал в том состоянии… так что спасибо вам всем. И я теперь знаю,
как его занесло сюда, в эту квартиру. Оказывается, он с вашей тетей Люсей
давным-давно знаком и даже в юности был в нее влюблен. И ему показалось очень
подозрительно, что в такой час в ее отсутствие в квартире горит свет.
Он следил тут за одним типом и оказался поблизости. И решил
проверить… А дальше вы все знаете. Он думал, что поймал обыкновенных воришек…
– Понятно, – проговорил Гошка. – Но только
что же будет теперь?
– Теперь я отдам эти бумаги деду, – сразу заявил
Зорик, – и он постарается восстановить справедливость, опубликует,
наверное, эти бумаги, одним словом, вернет долг своему учителю.
– Это правильно! Это здорово, это просто кайф! –
восторженно заговорила Маня. – Только что делать с этими, в тети Машиной
квартире? Они же не успокоятся.
– А тебе, что ли, жалко? Пусть ищут хоть до второго
пришествия, – пожал плечами Никита.
– Ишь какой умный! А тетя Люся? – возмутился
Гошка. Он был здорово обижен на своего двоюродного брата за то, что тот
действовал тайком от него. Но потом сообразил, что тоже не спешил докладывать
обо всем Никите.
– Я знаю, я знаю, что нужно делать! – воскликнула
вдруг Маня. – Надо сейчас же пойти к ним и сказать: то, что вы ищете, уже
давно найдено, так что зря стараетесь. Только не говорите, у кого бумаги, а то
они попытаются их отобрать. Скажем, что они совсем скоро будут опубликованы и
тогда пусть читают, сколько влезет.
Мысль была простая, даже забавная, но всем понравилась, и
Умарову в том числе.
– Сейчас я пойду к ним и все скажу. А потом., потом мы
все будем свободны.
– А как бы нам посмотреть на это? – спросил Леха,
сверкая глазами.
– Нет проблем, – засмеялся Умаров, чувствуя, что с
каждой минутой молодеет в присутствии этих удивительных ребят.
Он вышел на площадку, а дверь оставил приоткрытой, так,
чтобы вся компания могла его слышать.
На его звонок вышла Нелли Ивановна:
– Добрый вечер, что-то случилось?
– Да, Нелли Ивановна, хочу вас огорчить…
– Огорчить? А в чем дело? – насторожилась она.
– Не столько огорчить, сколько разочаровать… Дело в
том, что труды профессора Жемчужникова, которые вы ищете, уже найдены, переданы
в надежные руки и вскоре будут опубликованы. А поэтому советую вам вернуться
туда, откуда вы приехали.
Женщина смертельно побледнела:
– Что за чушь вы несете? Вы сумасшедший?
– Нисколько, мадам Ушкуйникова, или, простите,
мадемуазель?
Она пошатнулась:
– Кто вы такой?
– Какая разница? И советую вам никогда даже близко не
подходить к этому дому.
Тем более что одно слово моего друга – и вы сядете, всерьез
и надолго.
– Какого друга? – совершенно убитым голосом
пролепетала она.
– Которому вы вкололи какую-то дрянь, чтобы он потерял
память. Но просто из жалости к возрасту господина Жмыхова и к вам, как к
представительнице слабого пола, я советую побыстрее смотать удочки. Рыбка
уплыла. И помните: ампула в надежном месте.
– Что там такое? – раздался за ее спиной голос
Василия Аристарховича.
– Вася, это конец…
И Умаров с торжеством вернулся в квартиру.
– Довольны?
– Не то слово!
– Здорово! Просто кайф!
– Отпад!
Вот такие возгласы были ему ответом.
