– Простите, – тихо произнес Ян. Он сделал несколько шагов по
направлению к ней, но по мере его приближения Элизабет отступала, пока не
коснулась спиной стула, тогда она остановилась, удерживая его на расстоянии
взглядом.
– В такой ситуации нужно говорить только правду, –
согласился Ян и опустил руки на ее сердито вздернутые плечи. Зная, что она
рассмеется ему в лицо, если он заговорит сейчас о любви, он сказал ей то, чему
она могла поверить. – А правда в том, что я хочу вас. Я всегда вас хотел, и вы
прекрасно знаете это.
– Я ненавижу это слово, – вскрикнула она, тщетно вырываясь
из его рук.
– Вряд ли вы понимаете, что оно значит.
– Я знаю, что вы произносите его каждый раз, когда начинаете
на меня давить.
– И каждый раз вы таете в моих объятиях.
– Я не выйду за вас, – сказала Элизабет, лихорадочно
придумывая причину отказа. – Я вас не знаю. И не верю вам.
– Но вы тоже меня хотите, – сказал он, загадочно улыбаясь.
– Прекратите произносить это слово, черт вас возьми! Я хочу
старого мужа, понятно? – внятно и громко сказала она, уже не думая о том, что
говорить, лишь бы не молчать. – Я хочу, чтобы моя жизнь принадлежала только
мне. Поймите же вы, наконец. А вы мчитесь сюда, в Англию, чтобы купить меня. –
Эта мысль снова отозвалась болью в сердце, и глаза ее засверкали от гнева.
– Нет, – сухо возразил Ян, хотя это было бессовестной ложью,
– просто деловое соглашение с вашим дядей.
Слезы, которые ей до сих пор удавалось сдерживать, наконец
быстро закапали из-под длинных темных ресниц.
– Я не нищая, – обиженно всхлипнула Элизабет. – Я не
н-ннищая, – повторила она, захлебываясь слезами. – У меня есть… было приданое,
черт бы вас побрал.
И если вы т-такой дурак, что позволили ему выманить у вас
деньги, то так вам и надо!
Ян разрывался между желаниями засмеяться, поцеловать ее и
убить ее бессердечного дядю.
– Как вы смеете заключать сделку, на которую я не согласна?
– она подняла на него сверкающие от ярости и слез глаза. – Я ведь не
какое-нибудь движимое имущество, что бы там ни думал мой д-дядя. Я бы нашла
способ отвертеться от Белховена. Нашла бы, – с силой повторила она. – И нашла
бы способ удержать Хэвенхёрст без помощи дяди. Вы не имели права, не имели
права на эту сделку. Вы ничем не лучше Белховена!
– Вы правы, – с горечью признал Ян, умирая от желания обнять
Элизабет и взять на себя хотя бы частицу ее боли. Вдруг его осенило, как можно
избавить девушку от унижения и одновременно заставить ее согласиться. Припомнив,
как она гордилась своим умением торговаться, он сказал: – Вы, кажется,
говорили, что и сами умеете хорошо торговаться. Так поторгуйтесь со мной,
Элизабет! – ласково попросил он.
– С удовольствием, – мгновенно ответила она. – Сделка
отменяется, меня не устраивают условия. Торг окончен.
Губы его слегка дрогнули, но в голосе звучало твердое
намерение не сдаваться.
– Ваш дядя намерен отделаться от вас и расходов на дом,
который вы так любите, и ничто не изменит его решения. Без него вы не сможете
удержать
Хэвенхёрст. Он в подробностях описал мне ситуацию.
Элизабет для виду покачала головой, но в душе знала, что это
правда, и осознание надвигающейся беды, которую она пыталась отвратить столько
времени, вдруг предстало перед ней со всей ужасающей ясностью.
– Замужество – единственный выход для вас.
– И вы еще смеете говорить, что мужчина поможет мне решить
мои проблемы! – вскричала она. – Да именно мужчины виноваты во всех моих бедах!
Мой отец проиграл все семейное состояние и оставил мне только долги, мой брат
исчез, оставив мне еще большие долги, вы своими поцелуями погубили мою
репутацию, мой жених отказался от меня после скандала, причиной которого
явились вы, а теперь мой дядя пытается продать меня! Из всего этого я заключаю,
что мужчины годятся в партнеры на танцах, но во всем остальном я не вижу в них
решительно никакой пользы! – пламенно закончила она. – Если вдуматься, то все
вы отвратительны, только редко кто об этом думает, потому что уж слишком
безрадостны эти размышления.
– К сожалению, только мы альтернатива женскому полу, –
наконец вставил
Ян. И поскольку, что бы ему ни пришлось для этого сделать,
отказываться он от нее не собирался, добавил, – В данном конкретном случае ваша
альтернатива – только я. Мы с вашим дядей подписали брачный контракт и скрепили
его деньгами.
Тем не менее я хотел бы с вами поторговаться насчет условий.
– Зачем вам это? – презрительно спросила она. Ян услышал в
ее голосе ту же враждебность, с которой уже не раз сталкивался, когда ему
приходилось иметь дело с людьми, вынуждаемыми обстоятельствами (но не самим
Яном) продавать ему свои ценности. И хотя они знали, что выхода у них нет,
гордость все равно заставляла их сопротивляться до последнего.
В делах Ян, конечно, не стал бы подрывать свои позиции,
объясняя оппоненту, какими ценностями он обладает и какие выгоды может из этого
извлечь.
Но сейчас он имел дело с женщиной, интересы которой ставил
выше своих собственных.
– Я очень хочу с вами поторговаться, – мягко сказал он, – по
той самой причине, по которой торгуются все, – у вас есть то, что мне нужно.
Страстно желая показать ей, что она не бессильна и обладает
огромным достоянием, он добавил:
– Я безумно хочу этого, Элизабет.
– И что же это? – с опаской спросила она, и возмущение на ее
лице уступило место любопытству.
– Вот что, – тихо прошептал он. Его руки крепче сжали плечи девушки
и притянули ее к себе, наклонив голову, он припал к ее губам нежным, умоляющим
о согласии поцелуем. И хотя она упрямо отказывалась отвечать на его поцелуй, он
почувствовал, как напряжение покидает ее тело. Оторвавшись наконец от ее губ,
он прошептал с тяжелым вздохом: – Безумно хочу.
Подняв голову, Ян посмотрел ей в лицо и заметил
предательский румянец щек и затуманенные нежностью глаза. Он погладил ее руку,
которую она забыла убрать с его груди, и тихо сказал:
– За эту привилегию, а также за многие другие, которые
последуют за ней, я соглашусь на любые разумные условия, которые вы мне
поставите. При этом прошу вас заметить, – с нежностью глядя в ее приподнятое
лицо, сказал он, – что я не скуп и отнюдь не беден.
Элизабет сглотнула, боясь, что голос выдаст, как взволновал
ее этот поцелуй.
– А какие другие привилегии должны последовать за поцелуем?
– подозрительно спросила она.
