– В таком случае, откуда вы можете знать, что он ответит «да»?
– озадаченно улыбнулась Элизабет.
– Потому что в первый раз за весь месяц рядом с вами нет
вездесущей мисс Люсинды Трокмортон-Джонс с ее орлиным взглядом! – Он быстро
поцеловал ее в лоб и, застигнутая врасплох, она покраснела. – Понимаете ли вы
сами, как красивы? – спросил он.
Элизабет имела об этом смутное представление, но ей уже
порядком надоело, что все говорят ей об этом. Тем не менее она сделала над
собой усилие и подавила опасный порыв ответить ему: «А вы понимаете, что я еще
и неглупа?» Не то чтобы Элизабет считала себя такой уж. интеллектуалкой, но она
любила читать и обсуждать прочитанное, и ее тревожило, понравится ли виконту
это в ней. До сих пор он ни разу не высказал своего мнения о чем бы то ни было,
кроме самых тривиальных вещей, и ни разу не поинтересовался ее мнением.
– Вы очаровательны, – прошептал Мондвэйл, и Элизабет очень
серьезно задумалась, почему он так думает. Ведь он не знает, как она любит
рыбачить, или смеяться, или что она стреляет из пистолета, как снайпер. Он не
знал, что однажды она выиграла скачки на колесницах, которые они устроили во
дворе Хэвенхёрста, и не знал, что цветы в их саду цветут для нее по-особенному.
Она даже не была уверена, захочет ли он услышать замечательные легенды о
Хэвенхёрсте и красочные рассказы о его прежних обитателях. Он так мало знал о
ней, а она знала о нем еще меньше.
Элизабет жалела, что не может спросить совета у Люсинды, та
заболела и лежала у себя в комнате с высокой температурой и больным горлом, и
девушка не видела ее с позавчерашнего дня.
Она все еще была немного обеспокоена этими мыслями, когда
вечером следующего дня собиралась к отъезду на уик-энд, где встреча с Яном
Торнтоном перевернула всю ее жизнь. Ее пригласили на уик-энд в загородный дом,
принадлежавший леди Черайз Дюмонт, старшей сестре Валери. К тому времени, как
Элизабет приехала туда, по всей территории поместья уже разгуливали гости, они
флиртовали, смеялись и пили шампанское, которое струилось из хрустальных
фонтанов в саду. По лондонским меркам, здешнее собрание было небольшим – не
больше ста пятидесяти человек, из которых только двадцать, включая Элизабет и
трех ее подруг, должны были остаться на весь уик-энд. Не будь Элизабет так
неопытна и наивна, она сразу бы поняла, что это собрание носит весьма
фривольный характер, она заметила бы, что здесь собрались люди значительно
старше и опытнее ее и вели себя гораздо свободнее, чем это предписывалось
этикетом. Она поняла бы это и сразу уехала.
Сейчас, сидя в гостиной Хэвенхёрста и вспоминая свою
гибельную глупость на том уик-энде, она сама дивилась собственной доверчивости
и простоте.
Откинув голову на спинку дивана, Элизабет закрыла глаза и,
вспомнив о своем унижении, сглотнула подступивший к горлу комок. Ну почему,
отчаянно спрашивала она себя, почему счастливые воспоминания стираются и
бледнеют так, что ты едва можешь их вспомнить, в то время как ужасные события
возникают в памяти с такой ослепительной ясностью и четкостью, что становится
больно глазам? Даже сейчас она могла во всех подробностях восстановить ту ночь
– она видела ее, чувствовала ее запахи, слышала звуки.
Элизабет вышла в сад посмотреть цветники. Цветы во внешнем
саду буйно цвели. Розы. Повсюду разливался их опьяняющий аромат. В бальной зале
оркестранты настраивали инструменты, и неожиданно вступительные звуки чарующего
вальса поплыли по саду, наполняя его. Спускались сумерки, слуги вышли на
расположенные террасами дорожки сада, чтобы зажечь пестрые яркие фонарики.
Конечно, не все дорожки будут освещены – те, что находятся дальше, за
террасами, оставят в интимной темноте для тех парочек, которые позже захотят
уединиться в зеленых лабиринтах оранжереи. Но это Элизабет поняла только потом.
Она нашла подруг только через полчаса, они собрались в самом
дальнем конце сада, чтобы вволю посмеяться и посплетничать. Она не сразу
заметила их: они были частично скрыты высокой, аккуратно подстриженной живой
изгородью. Приблизившись к девушкам, Элизабет поняла, что они не просто стоят
за изгородью, а за кем-то подглядывают, за кем-то, кто вызывал у них бурю
волнения и разговоров. "Вот, – сказала Валери, снова вглядевшись в просвет
между кустами, – это то, что моя сестра называет «настоящей мужской красотой».
На несколько мгновений воцарилось короткое благоговейное молчание, во время
которого все три девушки изучали этот эталон мужского совершенства, который
заслужил столь высокую похвалу у великолепной сестры Валери. Они знали, что
мнению Черайз в этом вопросе можно доверять. В этот момент Элизабет заметила
травяное пятно на своей туфельке и, с ужасом представив, сколько будет стоить
новая пара таких туфелек, прикидывала, можно ли будет заказать только одну
туфлю. «Я все еще не могу поверить, что это действительно он! – прошептала
Валери. – Черайз говорила, что он может появиться здесь, но я мало надеялась на
это. Все просто умрут, когда мы вернемся в Лондон и скажем, что видели его! –
добавила она. Заметив Элизабет, Валери махнула рукой, чтобы она присоединялась
к ним. – Взгляни, Элизабет, ну разве он не божествен? В нем есть что-то
загадочное, просто дьявольское!»
Вместо того, чтобы подглядывать, Элизабет оглядела сад
поверх изгороди, отмечая пышно разодетых гостей, которые, смеясь и болтая,
мало-помалу перемещались к дому, где после ужина должны были начаться танцы. Ее
взгляд безучастно скользнул по мужчинам в пастельных атласных бриджах и ярких
жилетах и камзолах. Они показались ей похожими на пестрых павлинов и попугаев.
– А кого я должна увидеть?
– Мистера Яна Торнтона, глупая! Нет, подожди, сейчас ты его
уже не увидишь. Он вышел из-под света фонарей.
– А кто он – этот Ян Торнтон?
– Ян Торнтон – это Ян Торнтон, и кто он такой, никто в
точности не знает! – сказала Валери и затем добавила тоном, каким сообщают
особенно поразительные новости: – Некоторые говорят, что он внук герцога
Стэнхоупского!
Как и все юные дебютантки, Элизабет должна была изучить
книгу пэров – книгу, перед которой в свете благоговели так же сильно, как
пресвитерианцы перед Библией.
– Герцог Стэнхоупский уже немолод, – вспомнила Элизабет
после некоторого размышления, – и не имеет наследника.
– Да, это всем известно. Но говорят, что Ян Торнтон… – голос
Валери упал почти до шепота, – его незаконнорожденный внук.
– Понимаешь, – авторитетно заверила ее Пенелопа, – у герцога
Стэнхоупского был сын, но он отрекся от него много лет назад. Мне рассказывала
мама, она говорит, что тогда был страшный скандал.
При слове «скандал» все головы сблизились, и она продолжила:
– Сын старого герцога женился на дочери шотландского
крестьянина, который в придачу оказался наполовину ирландцем! Это была
совершенно ужасная особа, ровным счетом ничего из себя не представлявшая. Так
что это, должно быть, его внук.
