Продолжая разыгрывать спектакль, о котором они условились,
Ян подошел к группе гостей, в которой находились Таунсенды, и заговорил с
Джорданом, стоявшим между женой и Элизабет, которая повернулась к нему спиной и
кокетливо отвечала на комплименты обступивших ее молодых людей. Бросив на Яна
понимающий взгляд, Джордан вызволил Элизабет из толпы обожателей.
– Леди Кэмерон, – сказал он, мгновенно входя в свою роль, –
надеюсь, вы еще помните нашего друга лорда Торнтона, маркиза Кенсингтонского?
Сияющая улыбка, которой Элизабет одарила Яна, мало
напоминала ту, на которой настаивала вдовствующая герцогиня, – «вежливую, но
безразличную».
– Конечно, я вас помню, милорд, – сказала она Яну, грациозно
протягивая руку для поцелуя.
– Надеюсь, этот вальс – мой, – церемонно произнес Ян, в
основном для поклонников Элизабет, чьи напряженные спины выдавали живейшее
внимание к их разговору. Он дождался, пока они вошли в круг танцующих и после этого
заговорил свободнее:
– Вы кажетесь очень довольной сегодняшним вечером.
– Это так и есть, – ответила она и, подняв голову, увидела,
как похолодел его взгляд, но теперь она лучше понимала его и догадалась, о чем
он думает.
Мягкая понимающая улыбка тронула ее губы. Оркестр заиграл
вальс, и Ян опустил руку ей на талию.
Над их головой горели сотни тысяч свечей в хрустальных
канделябрах, но Элизабет купалась в лунном свете, серебрившем сад Черайз два
года назад. Тогда, как и сейчас, Ян плавно закружил ее в вальсе. То, что
началось между ними с этим вальсом, закончилось плохо, очень плохо. Танцуя с
ним сегодня, она знала, что этот вальс закончится по-другому, и замирала от
счастья и волнения. Она молчала, надеясь, что он скажет ей что-нибудь приятное,
как в прошлый раз.
– Белховен весь вечер пожирает тебя глазами, – неожиданно
произнес Ян. – Как и половина мужчин в этой зале. Это же надо – чтобы в стране,
жители которой так гордятся своими хорошими манерами, мужчины выражали восхищение
хорошенькой женщиной в такой примитивной форме.
«Это совсем не то откровение, которого я ждала, –
улыбнувшись про себя, подумала Элизабет. – Придется мне самой улучшить ему
настроение». Подняв голову, она тихо сказала:
– Ян, у вас бывало когда-нибудь так, что вы очень хотели
чего-то, безумно хотели, и зная, что стоит протянуть руку и вы получите это,
все-таки не смели этого сделать?
Удивленный таким серьезным вопросом и тем, что она
обратилась к нему по имени, Ян постарался заглушить в себе ревность, которая
снедала его весь вечер.
– Нет, – сказал он, старательно избегая резких нот в своем
голосе, и. посмотрел в ее открытое ласковое лицо. – А почему вы спрашиваете? Вы
чего-нибудь хотите?
Она отвела взгляд и кивнула.
– И чего же вы хотите?
– Вас.
У него перехватило дыхание, и он молча смотрел на ее
золотистые волосы.
– Что вы сказали?
Она повернула к нему голову,
– Я сказала, что хочу вас, только боюсь, что… Сердце
рванулось у него в груди, и пальцы непроизвольно впились ей в спину.
– Элизабет, – сказал он напряженным голосом и, окинув
взглядом окружавшую ее толпу, отогнал сумасшедшую мысль утащить ее на балкон, –
зачем вы говорите мне такие вещи, когда мы находимся на этом проклятом балу?
Ее сверкающая улыбка стала еще шире.
– Это место показалось мне самым подходящим, – сказала она,
наблюдая, как его глаза темнеют от сдерживаемой страсти.
– Потому что здесь безопаснее? – спросил Ян, решив, что она
опасается его пылкой реакции.
– Нет, потому что так все начиналось два года назад. Мы были
в саду, заиграл вальс, – напомнила она ему. – И вы подошли ко мне сзади и
сказали:
«Потанцуйте со мной, Элизабет». И я… я согласилась, –
продолжила она и умолкла, заметив какое-то новое выражение в его янтарных
глазах. – Помните? – голос ее дрогнул, и она опустила голову.
Ян молчал. Элизабет подняла на него взгляд и вдруг увидела в
его глазах такую тоску, уязвимость и неприкаянность, что ей стало трудно дышать
и на глазах выступили слезы.
– Любите меня, Элизабет, – отчаянно прошептал он. От этих
простых слов у нее пробежал мороз по коже.
– Я так и делаю, – сказала она, стараясь передать ему
взглядом всю свою любовь.
Вальс кончился, и Ян с сожалением разомкнул руки. Они имеете
прошли через толпу, улыбаясь встречным людям, которые не догадывались, что
только что соединились две одинокие души. Когда они приблизились к Таунсендам,
Ян задержал ее прикосновением руки.
– Я хотел вам кое-что сказать, – сказал он. Чтобы их
остановка казалась естественной, он взял бокал с подноса, который лакей
проносил мимо. – Я сказал бы вам раньше, но тогда вы стали бы сомневаться в
мотивах, которые руководили мной, и не поверили бы мне.
Элизабет кивнула проходившей мимо женщине и медленно
поднесла к губам бокал, слушая его тихие слова:
– Я никогда не говорил вашему брату, что не хотел на вас
жениться.
Они медленно пошли к Таунсендам.
– Спасибо, – тихо сказала она, сделав глоток из бокала.
– И еще, – мрачно продолжил он.
– Что?
– Мне осточертел этот бал. Я бы отдал половину всего, что
имею, лишь бы мы оказались сейчас вдвоем.
К его удивлению, она тут же согласно кивнула.
– Я тоже.
– Половину? – усомнился он, смеясь и совсем забыв о
приличиях. –
Действительно?
– Ну, по крайней мере четверть, – уступила она, протягивая
ему руку для прощального поцелуя и берясь за юбки, чтобы присесть в реверансе.
– Не смейте приседать передо мной, – предупредил он, целуя
ее руку в перчатке. – Куда бы я ни пошел, везде женщины, как корабельные
паруса, падают на пол.
Плечи Элизабет затряслись от смеха и, несмотря на его
запрет, она присела в глубочайшем тронном реверансе, который представлял собой
чудо грации и изящества, и услышала над собой его гортанный смех.
Настроение Яна резко переменилось, и сейчас ему казалось,
что это самый чудесный бал на свете. С этого момента он уже совершенно
хладнокровно танцевал с престарелыми матронами, чтобы заручиться уважением
света и быть достойным кавалером Элизабет. Этот светлый и радостный для него
вечер был омрачен всего несколько раз, когда кто-то, не зная его имени,
рассказал ему, что всего два месяца назад дядя Элизабет рассылал письма с
предложением ее руки всем бывшим ухажерам.
