Роберт снова обнял ее, но голос его был холодным и твердым.
– Никаких записок! Ты понимаешь меня? Никаких записок.
Позже, – пообещал он, и голос его стал шелковым, – позже, когда мы будем в
безопасности, ты сможешь написать ему и все объяснить. Можешь послать этому
подонку целые тома писем. Ты понимаешь, почему крайне важно, чтобы твоей отъезд
выглядел обычной размолвкой между супругами?
– Да, – глухо ответила она.
– Тогда до пятницы, – попрощался он, целуя ее в щеку. – Не
подведи.
– Хорошо.
Механически занимаясь обычными делами, Элизабет послала Яну
с вечерней почтой записку, что останется ночевать в Хевенхёрсте – якобы для
того, чтобы разобраться со счетами за ремонт. На следующий день, в среду, она
уехала в Лондон, спрятав под широкой накидкой вельветовый мешочек с
драгоценностями.
Здесь были все ее украшения, включая и обручальное кольцо.
Строго соблюдая свое инкогнито, она попросила Эрона высадить ее на Бонд-стрит,
где взяла наемный экипаж и отправилась к ближайшему ювелиру, который не мог
знать ее в лицо.
Ювелир был потрясен ее предложением. Фактически он утратил
дар речи.
– Это исключительно дорогие камни, миссис…
– Миссис Робертс, – подсказала Элизабет. Теперь, когда ничто
уже не имело значения, ей было легко лгать и притворяться.
Однако сумма, которую он предложил ей за изумрудный
гарнитур, заставила ее ненадолго выйти из забытья.
– Они стоят в двадцать раз дороже.
– Вернее, даже в тридцать, но я не располагаю клиентурой,
которая может позволить себе такие безумно дорогие покупки. – Элизабет молча
кивнула, в душе ее не осталось сил даже торговаться, даже сказать ему, что в
ювелирном магазине на Бонд-стрит ему дадут за этот гарнитур в десять раз
больше, чем он предлагает ей. – Должен вас предупредить, что я не располагаю наличными
в такой сумме. Вам придется пойти в мой банк.
Через два часа Элизабет выскользнула из означенного банка с
целым состоянием в виде банкнот, которыми набила ридикюль и мешочек из-под
драгоценностей.
Перед отъездом в Лондон она отправила Яну записку, что
проведет ночь в доме на Променад-стрит, объяснив это желанием пройтись по
магазинам и проверить работу прислуги. Это было слабым извинением, но Элизабет
утратила способность мыслить рационально. Она автоматически следовала
инструкциям Роберта, не отклоняясь от них и не импровизируя. Она чувствовала
себя как человек, который уже умер, но тело которого продолжает жить благодаря
какой-то дьявольской силе.
Сидя в одиночестве в своей спальне на Променад-стрит, она
смотрела пустым взглядом в непроницаемую ночную тьму, бессознально сжимая и
разжимая пальцы.
Наверное, нужно послать прощальное письмо Алекс, подумала
она. Это была ее первая мысль о будущем за последние два дня. Но она тут же
пожалела об этом.
Как только она подумала, что писать Александре слишком
большой риск, ее тут же начала терзать мысль о единственном оставшемся ей
испытании – предстоящей встрече с Яном. Она не может избегать его больше двух
дней, не возбудив никаких подозрений. Или может? – беспомощно спросила себя
Элизабет. Он же в принципе позволил ей жить своей собственной жизнью, и она уже
оставалась несколько раз в
Хэвенхёрсте с тех пор, как они поженились. Правда, это было
не по ее прихоти, а из-за непогоды.
Небо уже посветлело, предвещая рассвет, когда Элизабет
наконец уснула прямо в кресле.
На следующий день, подъезжая к Хэвенхёрсту, она была почти
уверена, что увидит на подъездной аллее экипаж Яна, но все выглядело очень
обыденно и мирно.
С тех пор, как Ян выделил деньги на содержание Хэвенхёрста,
в доме прибавилось слуг. Грум вел в конюшню лошадь, садовники обрабатывали
клумбы жидкостью от вредителей. Как обыденно и мирно, с истерическим смехом
подумала она, когда
Бентнер открыл перед ней дверь.
– Где вы были, мисс? – озабоченно спросил он, с тревогой
вглядываясь в ее бледное лицо. – Маркиз просил передать вам, чтобы вы приехали
домой.
Ей следовало этого ожидать, но она почему-то не ожидала.
– Не понимаю, почему я должна подчиняться ему, Бентнер, –
сказала она повышенным тоном, прикидываясь недовольной. – Мой муж, кажется,
забыл, что перед свадьбой мы заключили с ним соглашение.
Бентнер, который все еще недолюбливал Яна за его прошлую
чину перед хозяйкой, не говоря уж о том оскорблении, которое он нанес ему,
когда силой ворвался в дом на Променад-стрит, и теперь не смог найти маркизу
оправданий.
Вместо этого он засеменил рядом с Элизабет по коридору,
бросая на нее обеспокоенные взгляды.
– Что-то вы плохо выглядите, мисс Элизабет. Сказать
Уинстону, чтобы он принес вам чашечку хорошего горячего чайку с булочками?
Элизабет отрицательно покачала головой и прошла в
библиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивое
письмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следует
разобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставить
письмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабет
не хотела, чтобы Ян выехал из их дома – его дома – и приехал сюда утром или,
что еще хуже, вечером.
После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей стало
казаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается с
какой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины.
Спать, говорила она – себе, нужно поспать.
Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нее
разыгралось воображение.
Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но это
только на несколько часов…
Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ее
спальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.
– Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? –
жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.
– Что ты имеешь в виду? – дрожащим голосом спросила она.
– Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне,
какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе,
что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!
– Я оба раза посылала тебе записки.
– Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, и
оба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Я
хочу знать почему!
