– У тебя всегда было самое нежное сердце в мире, – сказал он
кротким голосом, с любовью глядя в ее прекрасное лицо. Затем, не говоря ни
слова, взял чемодан, побросал туда свои вещи и сгреб с кровати деньги.
Элизабет сморгнула слезы.
– Не забудь, – охрипшим голосом прошептала она, – Элизабет
Дункан.
У двери он задержался и оглянулся на нее.
– Этого достаточно. – Одно долгое мгновение брат и сестра
смотрели друг на друга, зная, что видятся в последний раз, потом его губы
дрогнули в горькой улыбке. – До свидания, Бесс.
Элизабет видела, как он прошел мимо окна и начал спускаться
по тропинке, ведущей к морю, и только тогда она позволила себе расслабиться.
Она упала на кровать, и слезы ручьями покатились по ее бледным щекам, и слезы
горечи смешивались со слезами облегчения, но плакала она только о нем – не о
себе.
Потому что в ее ридикюле был пистолет.
С той минуты, как Элизабет поняла, что Роберт может не
отпустить ее, она была готова направить на него пистолет.
Глава 35
Элизабет добралась из Хелмшида до Лондона за два с половиной
дня, хотя обычно такой путь занимал не меньше четырех суток. Не считаясь с
ценой и опасностью, она платила сумасшедшие деньги за то, чтобы ее везли ночью,
спала прямо в карете и останавливалась только затем, чтобы сменить лошадей,
переодеться и наспех перехватить чего-нибудь поесть. Где бы она ни
останавливалась, все – от мальчишек-разносчиков до официанток – только и
говорили, что о суде над Яном Торнтоном, маркизом Кенсингтонским.
Мили оставались позади, день переходил в черную ночь, за
которой начинался серый рассвет, и все повторялось снова, а Элизабет
прислушивалась к стуку лошадиных копыт и к стуку своего насмерть перепуганного
сердца.
В десять часов утра, через шесть дней после начала суда над
Яном, запыленная карета остановилась перед лондонским домом вдовствующей
герцогини Хостонской, и Элизабет спрыгнула на землю, не дожидаясь, когда ей
опустят ступеньки, подхватила юбки, взбежала на крыльцо и заколотила в дверь.
– Господи, что там такое, – состроила гримасу герцогиня,
прекращая беспокойную ходьбу по холлу и недовольно глядя на громыхающую дверь.
Дворецкий отворил ее, и мимо него промчалась Элизабет.
– Ваша светлость! – тяжело дыша, начала она. – Я…
– Вы! – холодно произнесла герцогиня, глядя на растрепанную
женщину в пропыленном платье, которая бросила мужа, причинив ему столько боли и
тревог, и вот теперь явилась перед ней, похожая на пыльную швабру, как раз
тогда, когда было уже слишком поздно.
– Вас не мешало бы выпороть, – сказала она.
– Я не сомневаюсь, что Ян с удовольствием займется этим
лично, но только потом. А сейчас мне нужно… – Элизабет остановилась, пытаясь
подавить охватившую ее панику и связно изложить свою просьбу, – мне нужно
попасть в
Вестминстер. Мне нужна ваша помощь, потому что женщин не
пускают в палату лордов.
– Сегодня шестой день суда, и я рада вам сообщить, что он
продвигается не так хорошо, как вам бы того хотелось.
– Вы скажете мне все потом! – сказала Элизабет таким повелительным
тоном, который сделал бы честь самой герцогине. – Лучше попробуйте вспомнить
какого-нибудь влиятельного человека, который помог бы мне туда попасть,
кого-нибудь, с кем вы знакомы. Остальное я сделаю сама – сразу же, как только
окажусь там.
С некоторым запозданием до герцогини наконец дошло, что,
несмотря на непростительное поведение, Элизабет сейчас – единственная надежда
Яна Торнтона.
– Фолкнер! – рявкнула герцогиня, поворачиваясь к лестнице.
Наверху, на балконе, материализовалась личная горничная герцогини.
– Ваша светлость? – спросила она.
– Отведи эту молодую женщину наверх. Вычисти ее одежду и
приведи в порядок прическу. – Рэмси! – кивнула она дворецкому, приказывая
следовать за собой в голубую гостиную, где села за письменный стол. – Отнеси
эту записку прямо в Вестминстер.
Скажи им, что это от меня и что ее необходимо немедленно
передать лорду Килтону. Он должен быть на своем месте в палате лордов. – Она
быстро набросала несколько строк и вручила записку дворецкому. – Я написала
ему, чтобы он немедленно остановил слушание дела и что через час мы будем ждать
его в моей карете у входа в Вестминстер. Он должен встретить нас там и провести
в парламент.
– Сию минуту, ваша светлость, – сказал Рэмси, кланяясь, и
быстро направился к выходу.
Герцогиня последовала за ним, продолжая на ходу отдавать
приказания:
– В случае, если Килтон пренебрег своими обязанностями и не
явился сегодня на заседание, пошли людей к нему домой, в «Уайт», и к той
актриске на Блоринд – стрит, про которую он думает, что о ней никто не знает.
Вы, – сказала она, задержав ледяной взгляд на Элизабет, – пойдете со мной. Вам
придется многое мне объяснить, миледи, и вы сделаете это, пока Фолкнер будет
заниматься вашей внешностью.
– Я не собираюсь думать о своей внешности в такое время, –
вдруг взорвалась Элизабет.
Брови герцогини взлетели неимоверно высоко.
– Вы приехали убедить суд, что ваш муж невиновен?
– Ну, конечно. Я…
– Тогда не позорьте его еще больше, чем вы уже сделали! Вы
выглядите так, словно вас вытащили с помойки Бедлама. Благодарите Бога, если
вас саму не повесят за тот скандал, что вы учинили! – Она начала подниматься по
лестнице, и Элизабет медленно пошла за ней, вполуха слушая ее тираду.
– А теперь, если бы еще и ваш незаконнорожденный брат оказал
нам честь и явился пред наши светлые очи, то вашему мужу, возможно, и не
пришлось бы провести эту ночь в тюремной камере, куда он непременно попадет, по
мнению Джордана, если обвинение успешно справится со своей задачей.
Элизабет остановилась.
– Не будете ли вы так любезны послушать меня одну секунду, –
сердито начала она.
– Я буду слушать вас всю дорогу в Вестминстер, –
саркастически отрезала герцогиня. – Осмелюсь предположить, что весь Лондон
будет с нетерпением ждать утренних газет, чтобы узнать, что вы скажете в свое
оправдание!
– Ради Бога! – закричала Элизабет ей в спину, лихорадочно
соображая, к кому еще она может обратиться, чтобы быстрее достичь цели. Час –
это целая вечность! – Я приехала не за тем, чтобы просто продемонстрировать,
что я жива.
Я могу доказать, что Роберт жив и что, когда он находился во
власти Яна, тот не причинял ему вреда и…
