– А в чем вы видите свой… э-э-э… долг? – поддержал он игру,
улыбнувшись своей ленивой белозубой улыбкой.
– Ну, здесь все просто. Долг женщины состоит в том, чтобы
быть женой, во всех отношениях достойной своего мужа. В то время как
обязанности мужчины состоят в том, чтобы делать, что он пожелает и когда
пожелает, и быть готовым защитить свою родину в случае, если возникнет такая
необходимость. Вероятность такого случая чрезвычайно мала. Мужчины, – поведала
она Яну, – заслуживают почести, жертвуя собой на поле битвы, а мы – принося
себя в жертву на алтаре супружества.
Он громко расхохотался, и Элизабет улыбнулась ему,
необычайно довольная, что может говорить с ним совершенно свободно.
– И если бы кто-нибудь всерьез задумался об этом, то пришел,
бы к выводу, что наша жертва куда значительней и благородней.
– Как это? – все еще смеясь, спросил Торнтон.
– Это же совершенно очевидно – битвы длятся всего несколько
дней или недель, самое большее, месяцев. В то время как супружество длится всю
жизнь! Что наводит еще на одну мысль, которая часто меня занимает, – весело
продолжила Элизабет.
– И что же это? – поинтересовался он, не сводя с нее
восхищенных глаз.
– Почему нас, несмотря на такое выдающееся мужество,
называют слабым полом? – Их смеющиеся глаза задержались друг на друге, и
Элизабет вдруг осознала, какими дикими ему должны казаться ее рассуждения. –
Вообще-то я редко так странно разговариваю, – сникнув, сказала она. – Вы, наверное,
думаете, что я ужасно плохо воспитана.
– Я думаю, что вы великолепны.
Искренняя сердечность, прозвучавшая в его проникновенном
голосе, вызвала у нее резкий глубокий вздох. Элизабет открыла рот, собираясь
сказать что-нибудь легкомысленное, чтобы восстановить легкую товарищескую
атмосферу, витавшую в комнате всего минуту назад, но вместо этого смогла лишь
издать еще один долгий прерывистый вздох.
– И думаю, вы знаете об этом, – тихо добавил Торнтон. Все
это нисколько не походило на глупые комплименты с претензией на остроумие,
которые она привыкла слышать от своих поклонников, и его слова испугали ее не
меньше, чем чувственный взгляд золотистых глаз. Прижавшись спиной к
подлокотнику дивана, она пыталась внушить себе, что нельзя так бурно
реагировать на обычную салонную лесть.
– Я думаю, – сказала она с легким смешком, застрявшим у нее
в горле, – что вы находите великолепными всех женщин, которые оказываются с
вами наедине.
– У вас есть основания так думать? Элизабет пожала плечами.
– Ну, например, вчера вечером.
Он непонимающе нахмурил брови, словно она говорила на
непонятном языке.
– Я имею в виду леди Черайз Дюмонт, – напомнила она, – нашу
хозяйку – ту самую очаровательную брюнетку, с которой вы провели весь вчерашний
ужин. Вы так жадно внимали каждому ее слову.
Его лоб разгладился, и на губах появилась ухмылка.
– Ревнуете?
Элизабет приподняла свой аккуратный маленький подбородок и
покачала головой.
– Не больше, чем вы меня к лорду Ховарду. Она почувствовала
относительное удовлетворение, увидев, как испарилась его снисходительная
улыбка.
– Тот тип, который не в состоянии разговаривать, не
дотрагиваясь при этом до вашей руки? – спросил он опасно мягким голосом. – Это
и есть лорд Ховард? Кстати сказать, любовь моя, большую часть ужина я
раздумывал, что лучше – съездить ему по правому уху или по левому.
Элизабет разразилась неудержимым звонким смехом.
– Но ничего подобного вы не сделали, – выговорила она. – И
кстати, после того, как вы отказались от дуэли с лордом Эверли, который назвал
вас карточным шулером, я ни за что не поверю, что вы можете обидеть бедного
лорда Ховарда только за то, что он дотронулся до моей руки.
– В самом деле? – все тем же бархатным голосом спросил Ян. –
Должен сказать, что для меня это совершенно разные вещи.
Уже в который раз Элизабет поймала себя на том, что не
понимает его. Ей вдруг снова стало страшно: всякий раз, как Ян Торнтон
переставал разыгрывать из себя галантного кавалера, он превращался в опасного
загадочного незнакомца. Она откинула волосы со лба и выглянула в окно. – Уже,
должно быть, четвертый час. Мне нужно идти.
Она поднялась на ноги и расправила юбки. – Благодарю вас за
приятно проведенный день. Сама не знаю, почему я осталась. Мне не следовало бы
этого говорить, но я не жалею, что не ушла…
Она забыла, что хотела сказать дальше, увидев, что он тоже
встает. Отчетливо тревожное чувство снова сдавило ей горло.
– Неужели? – медленно спросил он.
– Неужели что?
– Неужели вы не знаете, почему вы все еще здесь, со мной?
– Я даже не знаю, кто вы такой! – воскликнула Элизабет, – Я
знаю, где вы побывали, но не знаю ни вашей семьи, ни ваших друзей. Я знаю, что
вы по – крупному играете в карты, и не одобряю этого…
– Я также играю по крупному, когда отправляю через океан
свои грузы на кораблях, – это не оправдывает меня в ваших глазах?
– И еще я знаю, – отчаянно сказала она, глядя в его
потемневшие от страсти глаза, – я совершенно точно знаю, что мне ужасно не по
себе, когда вы так на меня смотрите!
– Элизабет, – нежно сказал Ян, и в его голосе прозвучала
абсолютная убежденность, – вы здесь потому, что мы оба уже наполовину влюблены
друг в друга.
– Чт-т-т-ооо? – ахнула она.
– А если вам необходимо знать, кто я такой, то ответить на
это очень просто. – Торнтон погладил ее бледную щеку и положил руку ей на
затылок. – Я тот человек, за которого вы выйдете замуж, – спокойно объяснил он.
– О Боже!
– Сейчас уже слишком поздно молиться.
– Вы… вы, должно быть, сошли с ума, – дрожащим голосом
сказала Элизабет.
– Вы в точности угадали мои мысли, – прошептал он и прижался
губами к ее лбу, придержав за руки, чтобы предотвратить попытку сопротивления.
– Вы не входили в мои планы, мисс Кэмерон.
– О, пожалуйста, – беспомощно взмолилась Элизабет, – не
делайте этого со мной. Я ничего в этом не понимаю, не знаю, чего вы хотите.
– Я хочу вас. – Он взял ее за подбородок и приподнял его,
заставив поглядеть ему прямо в глаза. – А вы хотите меня.
Элизабет задрожала всем телом, когда увидела, что он
наклоняет к ней голову и его губы приближаются к ее губам. Отчаянно ища способ
предотвратить казавшийся уже неизбежным поцелуй, она попыталась образумить его
цитатой из нравоучительных лекций Люсинды.
