Она отложила ленту и с трудом влезла в платье. Потом
потратила несколько минут на то, чтобы застегнуть длинный ряд мелких пуговок на
спине. Справившись с этой нелегкой задачей, она повернулась к зеркалу над
рукомойником и вгляделась в свое отражение. Вырез платья, раньше казавшийся
довольно скромным, теперь сильно открывал ее располневшую грудь.
– Прекрасно, – вслух сказала Элизабет, с недовольной
гримасой глядя на вырез. Она попыталась подтянуть его вверх, но как только
отпустила руки, он опять опустился, и Элизабет смирилась. – Ладно, в этом
сезоне носили декольте еще ниже, – оправдалась она перед зеркалом и взяла с
кровати ленту. Когда она в последний раз надевала это платье в Лондоне, Берта
соорудила ей какую-то затейливую прическу, пропустив эту ленту сквозь локоны.
Но в Хэвенхёрсте она отвыкла от элегантных причесок и носила волосы
распущенными или завязывала их лентой в простой хвост.
– Красив! – воскликнула девушка, потом тряхнула головой в
надежде, что она прояснится. – Ну, в таком случае должна тебе сказать, что ты
необыкновенно добра и терпима к этому человеку.
Люсинда встала и окинула Элизабет одобрительным взглядом.
– Я бы не стала характеризовать свое отношение к нему как
доброе, – задумчиво ответила она. – Скорее его можно назвать практичным. Лиф
тебе, по – моему, немного тесноват, но от этого ты смотришься еще
привлекательнее. Ну что, спустимся вниз и позавтракаем?
Глава 13
– Доброе утро, – приветствовал Люсинду и Элизабет сияющий
Джейк, когда они сошли вниз.
– Доброе утро, мистер Уайли, – сказала Элизабет с милой
улыбкой. Потом, не придумав ничего лучшего для поддержания разговора, спросила:
– Пахнет чем-то замечательным. Что это?
– Кофе, – грубовато ответил Ян, скользнув по ней взглядом.
Собранные в хвост волосы делали ее особенно хорошенькой и очень юной.
– Садитесь, садитесь! – радостно пригласил их Джейк. За ночь
кто-то протер мебель от пыли, но он все-таки достал носовой платок и провел им
по стулу Элизабет, прежде чем дать ей сесть.
– Спасибо, – девушка благодарно улыбнулась, – но стул и так
достаточно чистый. – Она с опаской взглянула на неулыбчивого человека напротив
и приветливо поздоровалась: – Доброе утро.
В ответ он приподнял одну бровь, словно спрашивая, чем
обязан такой перемене.
– Полагаю, вы хорошо поспали?
– Очень хорошо, – ответила Элизабет.
– Как насчет кофе? – сказал Джейк и, схватив с плиты чайник,
налил в кружку остатки кофе. Вернувшись с ней к столу, он в нерешительности
остановился, очевидно, не зная, кому из женщин полагается подать кофе первой.
– Кофе, – глухим голосом проинформировала его Люсинда, когда
он сделал шаг в ее сторону, – дикарский напиток, не для цивилизованных людей. Я
предпочитаю чай.
– А я выпью кофе, – поспешно сказала Элизабет. Джейк послал
девушке благодарную улыбку и поставил перед ней кружку с кофе. Затем вернулся к
плите. Элизабет, боясь встретиться взглядом с Яном, как зачарованная, смотрела
на спину Джейка Уайли.
Джейк стоял у плиты, нервно потирая ладони, и, не зная, с
чего начать, переводил неуверенный взгляд с ветчины на яйца и затем на глубокую
сковороду с длинной ручкой, которая уже начинала дымиться.
– Ну ладно, попробуем вот так, – пробормотал он и, вытянув
руки вперед, издал страшный хруст костяшками пальцев. Затем схватил нож и начал
яростно пилить ветчину.
Элизабет заинтересованно смотрела, как Джейк закидывает на
сковороду огромные куски ветчины. Он забил сковороду до самого верха, и через
несколько минут по комнате распространился чудесный запах. В предвкушении
вкусного завтрака у Элизабет потекли слюнки. Джейк взял пару яиц, разбил их о
край плиты и выпустил в сковороду, полную сырой ветчины. За ними последовало
еще шесть яиц, после чего он повернул голову в их сторону.
– Как вы думаете, леди Элизабет, может быть, следовало
подольше жарить ветчину, прежде чем разбивать яйца?
– Я… я точно не знаю, – призналась Элизабет, намеренно не
замечая удовлетворенной гримасы на загорелом лице Яна.
– Может быть, взглянете и скажете, что вы думаете на этот
счет? – спросил Джейк, уже нарезая ломтями хлеб.
Если она откажется дать свой непрофессиональный совет, ей
придется сидеть под насмешливым взглядом Яна. Из двух зол Элизабет выбрала
меньшее. Она встала, подошла к мистеру Уайли и заглянула через его плечо.
– Ну, как вам кажется?
В неаппетитном растопленном жире плавали огромные яичные
желтки.
– Чудесно.
Джейк удовлетворенно хмыкнул и взял несколько ломтей хлеба,
очевидно, собираясь отправить их туда же.
– Как вы думаете? – спросил он, занеся руки над сковородой.
– Закинуть их туда?
– Нет! – с неожиданной силой воскликнула Элизабет. – Я
совершенно уверена, что хлеб следует подавать… ну… как это…
– Отдельно, – забавляясь, протянул Ян. Элизабет машинально
повернулась на голос и увидела, что он развернул свой стул и наблюдает за ними.
– Ну, не совсем отдельно, – поправилась Элизабет, чувствуя,
что лучше дать еще один совет, чем показать, насколько она невежественна в
вопросах кулинарии. – Мы можем подать его… с маслом!
– Конечно, как я не подумал, – с застенчивой улыбкой сказал
Джейк. – Может быть, вы последите за сковородкой, а я пока сбегаю в погреб и
принесу масло.
– Конечно, послежу, – успокоила его Элизабет, всем своим
видом давая понять, что не замечает, как Ян пронизывающим взглядом сверлит
дырки в ее спине. Поскольку за эти несколько минут в сковороде не должно было
произойти ничего особенно важного, Элизабет подумала, что сейчас самое время
попытаться уговорить Яна Торнтона позволить им с Люсиндой остаться в коттедже
на оговоренные семь дней.
Она сцепила руки за спиной и стала с беззаботным видом
расхаживать по комнате, разглядывая паутину на потолке. Вдруг на нее снизошло
вдохновение. Может быть, это будет несколько унизительно, но в то же время все
можно представить даже как одолжение с ее стороны. Элизабет помедлила с минуту,
чтобы настроиться и придать своему лицу нужное выражение, затем резко
остановилась перед Яном.
– Мистер Торнтон! – громко начала она и встретилась с его
взглядом, который только что закончил прогулку по ее точеной фигурке и поднялся
к лицу. Зная, что ничего другого от него ждать не приходится, Элизабет
решительно продолжила: – Мне кажется, в этом доме давно уже никто не жил.
