Викарий посмотрел в сияющее лицо Элизабет и не смог отказать
ей в таком маленьком удовольствии.
– Ну что ж, думаю, ничего страшного в этом нет, если вы
обещаете, что будете осторожны.
– О, конечно, я обещаю.
Элизабет сбросила туфли и несколько минут кружила,
поднимаясь по дереву, а потом исчезла в вышине – там, где уже не было ступенек.
Дункан был поражен, когда понял, что она взобралась на дерево без помощи старых
досок. Он стал кричать, чтобы она была поосторожнее, но вскоре понял, что в
этом нет необходимости – Элизабет уже достигла середины дерева и направлялась к
шалашу.
Элизабет уже добралась до той ветки, где находился пол
шалаша, и заглянула внутрь. Он оказался достаточно высоким, чтобы она могла
стоять в нем, не сгибаясь, видимо, Ян был очень высоким даже подростком. Она с
интересом оглядела старый столик, стул и большой деревянный ящик. Больше в
шалаше ничего не было. Отряхнув руки, девушка выглянула в окно шалаша, и у нее
перехватило дыхание от открывшейся перед ней красоты – холмы и долины в полном
цвету, вишня, боярышник, колокольчики… Она отвела от окна восхищенный взгляд и
снова осмотрела небольшое помещение. Взгляд ее снова упал на выкрашенный белой
краской ящик, и она присела и смахнула с него пыль. Через всю крышку проходила
надпись: «Частная собственность Яна Торнтона. Не открывать – опасно для жизни!»
Но, видимо, мальчик посчитал словесное предупреждение недостаточным и потому
ниже нарисовал череп с костями.
Элизабет смотрела на ящик и вспоминала свой собственный
шалаш, где она от одиночества устраивала чаепития со своими куклами. У нее тоже
был свой «сундук с сокровищами» – правда, ей не было нужды рисовать на нем
череп с костями. С задумчивой тихой улыбкой она попыталась вспомнить, какие же
сокровища хранила в своем огромном сундуке с блестящими медными петлями и
замками. Ожерелье, вспомнила она, подаренное ей в шесть лет отцом, миниатюрный
кукольный фарфоровый сервиз, который ей подарили родители в семь лет, ленты –
тоже для кукол.
Она смотрела на старый ящик и думала, что этот взрослый
сильный мужчина когда-то тоже был ребенком и так же, как она, имел свои тайные
сокровища и придумывал себе игры.
Заглушив угрызения совести, Элизабет положила руку на замок.
Наверное, ящик пуст, сказала она себе, поэтому нельзя считать это настоящим
подглядыванием…
Девушка подняла крышку ящика и в недоумении уставилась на
его содержимое. Сверху лежало ярко-зеленое перо, должно быть, попугая, подумала
она, под ним – три одинаковых серых камушка, по какой-то причине имевшие для
маленького Яна особенную важность, так как они были тщательно отполированы и
оглажены. Рядом с камушками лежала большая морская раковина с нежно-розовой
внутренностью. Вспомнив, как родители тоже однажды принесли ей раковину,
Элизабет подняла ее и приложила к уху, слушая монотонный шум моря, потом
осторожно отложила ее и достала набор цветных карандашей. Под ними обнаружился
небольшой альбом для набросков. Элизабет взяла его в руки и открыла. Глаза ее
восхищенно расширились, когда она увидела мастерски выполненный набросок
красивой молодой девушки на фоне моря, с длинными, развевающимися на ветру
волосами. Девушка сидела на песке, подвернув под себя ноги, и разглядывала
большую раковину, точь – "-точь такую же, какую только что рассматривала
Элизабет. На следующем рисунке была изображена та же девушка, которая немного
искоса смотрела на художника и улыбалась ему так, словно они оба знали какой-то
секрет. Художнику удалось изумительно точно поймать позу, выражение лица и
настроение девушки. Все детали были тщательно выписаны, Элизабет даже смогла разглядеть
медальон на ее шее.
Кроме этих двух, были еще и другие рисунки – не только
девушки, но также мужчины и женщины, которые, видимо, были родителями Яна,
встречались изображения кораблей и даже собаки. Охотничий Лабрадор, с первого
взгляда узнала Элизабет, и снова заулыбалась. Собака выставила вперед уши,
склонила набок голову, весь вид ее выражал ожидание зова хозяина.
Элизабет была настолько потрясена мастерством художника и
глубиной чувств, выраженных в рисунках, что долго стояла, пытаясь свыкнуться с
этим новым, незнакомым ей образом Яна. Наконец она очнулась от задумчивости и
решила рассмотреть единственный оставшийся в ящике предмет – маленький кожаный
мешочек. Несмотря на то, что викарий разрешил ей осмотреть шалаш, девушка
чувствовала, что. не имеет права без спроса вторгаться в личную жизнь Яна и что
ей не следует развязывать этот мешочек. Но соблазн узнать что-то новое об этом
загадочном человеке был слишком велик, и она не смогла устоять. Распустив
тесемки, Элизабет перевернула мешочек вверх дном, и ей на руку упало тяжелое
кольцо. Не веря своим глазам, Элизабет поднесла его к свету: в центре
массивного золотого перстня сверкал огромный четырехугольный изумруд, внутрь
которого был заключен замысловатый золотой крест с изображением льва, стоящего
на задних лапах. Она не была знатоком драгоценностей, но и без этого было ясно,
что перстень был изумительной работы, изумруд – настоящим и стоил кучу денег.
Она вгляделась в крест, пытаясь восстановить в памяти изображения
геральдических крестов, которые изучала перед лондонским дебютом, и хотя он
казался ей смутно знакомым, она так и не смогла определить его принадлежность.
Решив, что крест мог быть и не гербом, а просто декоративной деталью, Элизабет
бросила перстень обратно в мешочек и крепко затянула тесемки. Очевидно, в
детстве Ян придавал этому перстню не больше значения, чем своим серым камушкам
и раковине, но она не сомневалась, что если бы он увидел его сейчас, то осознал
бы его ценность и положил бы в более надежное место. Девушка поморщилась,
представив, как он разозлится, когда узнает, что она рылась в его вещах. Но
даже зная о предстоящем выговоре, она не могла не сказать ему о своей находке.
Альбом с набросками она тоже решила захватить с собой. Эти рисунки достойны
того, чтобы заключить их в рамки и держать на виду, а не на улице, где они
могут испортиться от сырости.
Закрыв ящик, Элизабет снова поставила его у стены, где он
находился, и еще раз улыбнулась при виде черепа с костями. Ее сердце смягчилось
от мысли о мальчике, который спрятал свои мечты в «сундук с сокровищами». И тот
факт, что мальчик вырос в холодного и недоступного мужчину, никак не мог
повлиять на вспыхнувшую в ее сердце нежность. Сняв с головы тонкий газовый
шарф, Элизабет обвязала его вокруг талии, потом засунула за него альбом с
набросками и надела перстень на палец, за неимением места, куда его можно было
бы спрятать на то время, пока она будет спускаться вниз.
Ян, возвращавшийся с западной стороны дома, издалека видел,
как Элизабет покрутилась вокруг дерева, а потом исчезла. Оставив дичь в сарае,
он направился к дому, но потом изменил направление и пошел к дереву.
Положив руки на бедра, он встал под деревом, задумчиво
посмотрел на заросший мхом склон холма, спускавшийся к ручью, и нахмурился, не
представляя, как ей удалось здесь спуститься. Однако очень скоро сомнения Яна
были развеяны, когда над его головой раздался сильный хруст веток. Он посмотрел
наверх, но сначала ничего не увидел. Когда же разглядел, то принял увиденное за
обман зрения. Из ветвей высунулась длинная стройная обнаженная нога, ища под
собой опору, затем к ней присоединилась другая нога, и обе они повисли в
воздухе.
