– А вы разве не знаете? – он с деланным удивлением приподнял
одну бровь. – Мне об этом известно уже пять дней. Или письмо от мистера Норвича
опять запаздывает?
Дед сразу как-то сжался в своем кресле, будто разом
состарился.
– Чэрити, – тихо сказал он. Тяжело вздохнув, он поднял на
Яна умоляющий взгляд, сумев, однако, при этом не утратить достоинства: – Ты
сердишься?
– Не знаю.
Герцог кивнул. – Знаешь ли ты, как трудно иногда бывает
сказать: «Прости»?
– И не говорите, – отрывисто бросил Ян.
Дед издал долгий вздох и снова кивнул, смиряясь с ответом
Яна.
– Хорошо, тогда можем мы просто поговорить? Хотя бы немного?
– О чем бы вы хотели поговорить?
– О твоей будущей жене, например, – с теплотой в голосе
ответил дед. – Кто она?
– Элизабет Камерон.
– Элизабет Камерон? – изумленно переспросил герцог. – Мне
казалось, ты покончил с этой историей еще два года назад. Ян подавил угрюмый
смешок.
– Я немедленно пошлю ей свои поздравления, – заявил герцог.
– Они будут преждевременны, – коротко бросил Ян. Но не
прошло и часа, как, разомлевший от бренди и усталости, убаюканный тонкими
ненавязчивыми расспросами деда, он нехотя поведал деду, как обстоят дела, и с
удивлением обнаружил, что ему не надо рассказывать о тех слухах, которые
связаны с именем Элизабет, и о ее репутации в свете. Как и сказала Люсинда Трокмортон-Джонс,
это было известно всем, даже его деду.
– Поверь мне, Ян, – предупредил его герцог, – если ты
думаешь, что в обществе забудут о ее проступке, простят и примут ее только
потому, что она твоя жена, ты сильно ошибаешься. Они «не заметят» твоего
участия в этой некрасивой истории, как, собственно, они уже и сделали, потому
что ты мужчина, и мужчина богатый, не говоря уж о том, что теперь ты маркиз
Кенсингтонский. Конечно, они будут терпеть Элизабет, если ты сделаешь ее
маркизой, у них просто не будет выбора, но они не откажутся от малейшей
возможности уколоть ее, и как можно больнее. Чтобы заставить общество снова
принять ее как равную, потребуется некая демонстрация силы со стороны
высокопоставленных особ, пользующихся особым влиянием. В противном случае она
останется парией.
Что касается самого Яна, то он совершенно спокойно и без
колебаний послал бы это общество ко всем чертям, но беда в том, что именно туда
общество и отправило Элизабет, а ему хотелось залечить ее раненую гордость.
Пока Ян думал, как ему поступить, дед вдруг решительно заявил:
– Я поеду в Лондон, чтобы находиться рядом, когда будет
объявлено о твоей помолвке.
– Нет, – резко ответил Ян и плотно сжал челюсти. Одно дело –
отказаться от ненависти к этому человеку и совсем другое – позволить ему влезть
в его жизнь или принимать от него помощь.
– Я понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи, –
спокойно ответил дед. – Но я предложил ее не только потому, что это доставит
мне удовольствие. Есть и другие веские причины: во-первых, моя поддержка и
горячее желание назвать Элизабет своей внучкой сразу же невероятно возвысят ее
в глазах света. Практически я чуть ли не единственный человек, который может
склонить мнение света в ее пользу. А во-вторых, – продолжил герцог, ухватившись
за эту возможность, посланную ему Богом, – до тех пор, пока нас с тобой не
увидят вместе хотя бы один раз, в обществе по-прежнему будут сомневаться в
твоих правах на наследство и титул. Другими словами, ты можешь называть себя
моим наследником, но до тех пор, пока в обществе не увидят, что я сам признаю
тебя таковым, эти люди так до конца и не поверят в это, что бы ты там ни
говорил и что бы ни писали газеты. Таким образом, если ты хочешь, чтобы к
маркизе Кенсингтонской относились с должным уважением, то для начала должен
добиться своего собственного признания маркизом Кенсингтонским. Это
неразделимо. И действовать нужно не торопясь, – подчеркнул он, – постепенно,
шаг за шагом. Если мы будем поступать именно так, никто не посмеет поднять
против нас голос, а впоследствии им придется принять и леди Элизабет.
Ян не знал, что ответить, сотни мыслей роились у него в
голове и сотни чувств терзали его сердце.
– Мне надо подумать, – сказал он.
– Понимаю, – тихо отозвался герцог. – На тот случай, если ты
решишь прибегнуть к моей поддержке, я завтра утром поеду в
Лондон и буду жить в своем городском доме.
Ян поднялся, собираясь уходить, и герцог тоже встал с
кресла. Старик неловко протянул внуку руку и, поколебавшись, Ян протянул свою.
Рукопожатие деда оказалось неожиданно крепким.
– Ян, – с отчаянием в голосе вдруг сказал он, – если бы я
мог вернуться на тридцать два года назад, я бы поступил иначе.
Клянусь тебе.
– Не сомневаюсь, – отчужденно произнес Ян.
– Как ты думаешь, – прерывающимся голосом продолжил старик,
– ты сможешь когда-нибудь простить меня?
– Не знаю, – честно признался Ян. Дед кивнул и отпустил его
руку.
– Я буду в Лондоне через неделю. А когда ты планируешь быть
там?
– Пока трудно сказать. Это зависит от того, сколько времени
уйдет на переговоры с отцом Кристины и дядей Элизабет. Потом нужно будет
объяснить все самой Элизабет. Учитывая все это, к пятнадцатому я надеюсь
успеть.
Глава 19
Элизабет медленно встала, пальцы ее нервно сжались в кулаки,
и она взволнованно посмотрела на Александру Таунсенд, прогуливающуюся по своей
великолепной просторной гостиной, отделанной в зеленовато-кремовых тонах.
– Алекс, это безумие! – сердито воскликнула Элизабет. – Дядя
дал мне отсрочку до двадцать четвертого, а сегодня уже пятнадцатое! Как ты
можешь звать меня сегодня на бал, когда моя жизнь, можно сказать, уже кончена!
За все это время мы так ничего и не придумали!
– У тебя есть выход, – уговаривала ее Алекс. – Во всяком
случае, с тех пор, как ты приехала, мне приходит в голову только одна идея.
Элизабет перестала закатывать глаза к потолку и резко
тряхнула головой, решительно давая понять, что Алекс совсем изменил здравый
смысл. Элизабет мчалась в Англию как сумасшедшая, надеясь отговорить дядю, но
он встретил ее радостным сообщением:
– Я получил встречное предложение от лорда Марчмэна. У него
выше титул и больше состояние, поэтому весьма вероятно, что мне не придется
давать за тобой слишком много денег. В общем, я написал ему и попросил
окончательно определиться до двадцать четвертого.
Элизабет взяла себя в руки и постаралась использовать
хорошее настроение дяди, чтобы уговорить его отпустить ее до этого времени и
Лондон. И дядя, зная, что скоро ему наконец удастся сбыть ее с рук, оказался на
редкость покладистым и согласился.
