— Я не мог уснуть, лежал, как в лихорадке. И вот, едва первые петухи пропели свое кукареку, меня озарило вдохновение.
Кости ударил себя кулаком по лбу с такой силой, что едва не упал со стула. Дрожащей рукой он налил себе еще анисовки.
— Моим воспаленным, усталым глазам предстало видение флага-флага Греции, флага, во имя которого мы все страдали и умирали, но флага, сделанного из моего лучшего, высшего качества сливочного мороженого, — торжествующе произнес он и откинулся на стул, чтобы лучше видеть произведенное на меня впечатление.
Я сказал, что в жизни не слышал лучшей идеи. Кости просиял, но тут же его лицо вновь помрачнело.
— Я вскочил с кровати, — продолжал он скорбно, — и побежал на кухню. И обнаружил, что мне недостает ингредиентов для исполнения задуманного. У меня был шоколад, чтобы делать коричневое мороженое, был красный, зеленый, даже желтый краситель, но нечем, абсолютно нечем делать синие полосы. — Он остановился, сделал добрый глоток и гордо выпрямился. — Менее значительный человек… какой-нибудь там турок или албанец… тут бы и сдался. Но только не Кости Авгадрама. Знаешь, что я сделал?
Я отрицательно покачал головой и глотнул пива.
— Я отправился к моему родственнику Михаэли. Ну, ты знаешь, он работает у химиков возле гавани. Так вот, Михаэли-пусть поразит его и его потомков проклятие святого Спиридиона! — дал мне вещество, чтобы сделать синие полосы. Погляди!
Кости исчез в холодильном помещении, затем появился вновь, шатаясь под тяжестью огромного блюда, которое поставил передо мной на стол. На блюде лежало мороженое в синюю и белую полоску, удивительно похожее на греческий флаг; правда, синие полосы были с фиолетовым оттенком.
Я сказал, что мороженое выглядит великолепно.
— Смертоносно! — прошипел Кости. — Смертоносно, как бомба.
Он сел и злобно воззрился на исполинское сооружение. Признаться, я не видел никаких изъянов, если не считать, что синие полосы цветом скорее напоминали денатурат.
— Опозорен! Своим собственным родственником, этим сыном невенчанного отца! — выпалил Кости. — Он дал мне порошок, сказал, что будет в самый раз, обещал мне, гадючий язык, что порошок сработает, как надо.
Но ведь он и сработал, заметил я, в чем же дело?
— Слава господу и святому Спиридиону, — благочестиво произнес Кости. — Мне пришла в голову мысль приготовить маленький флаг для своей семьи, чтобы они могли отпраздновать триумф их отца. Страшно подумать, что могло случиться, если бы я этого не сделал.
Он встал и распахнул дверь, соединяющую кафе с его квартирой.
— Я покажу тебе, что этот изверг, этот мой родственник натворил, — сказал он и повысил голос, созывая родичей со второго этажа. — Катарина! Петра! Спиро! Спускайтесь!
Медленно и неохотно спустившись по лестнице, жена Кости и оба сына остановились передо мной. И я с с удивлением обнаружил, что у них ярко-фиолетовые рты такого же оттенка, какой можно увидеть на надкрыльях некоторых жуков.
— Покажите язык, — скомандовал Кости.
Все семейство дружно высунуло языки цвета римской тоги. Напрашивалось сравнение с какой-нибудь жутковатой разновидностью орхидеи или же с цветком мандрагоры. Да, не повезло Кости! С присущей корфянам беспечной щедростью его родственник вручил ему пакетик гексацианвиолета. Мне приходилось смазывать болячку на ноге раствором этого порошка, и я знал, что он, помимо всего прочего, весьма прочный краситель. Кости предстояло не одну неделю созерцать фиолетовые рты своей жены и детей.
— Только вообрази, — сказал он вполголоса, отправив наверх крашеную супругу и отпрысков, — вообрази, что было бы, пошли я мороженое во дворец. Представь себе наше духовенство с фиолетовыми бородами! Фиолетового губернатора и фиолетового короля! Да меня расстреляли бы.
Я возразил, что, по-моему, вышло бы очень весело. Мои слова потрясли Кости до глубины души. Когда я вырасту, заявил он строго, то пойму, что в жизни есть весьма серьезные, далеко не потешные вещи.
— Подумай, что стало бы с репутацией острова… с моей репутацией, сделай я короля фиолетовым, — сказал он, добавляя мне мороженого, чтобы показать, что руководствуется только добрыми чувствами. — Как смеялись бы иностранцы, если бы греческий король стал фиолетовым. По! По! По! По! Спаси нас, святой Спиридион!
А как насчет родственника, поинтересовался я. Как он воспринял случившееся?
— Он еще ничего не знает, — зловеще усмехнулся Кости. — Но скоро будет знать. Я только что послал ему торт-мороженое в виде греческого флага.
И когда наступил великий день, охватившее остров волнение достигло наивысшей степени. Задавшись целью обеспечить нашему семейству хороший обзор, Спиро возложил на свой огромный древний «додж» с опущенным верхом комбинированную функцию трибуны и тарана. В праздничном настроении мы поехали в город, где не преминули промочить глотку на Платиа и собрать новости о последних приготовлениях. Лена, в великолепном зелено-фиолетовом платье, сообщила нам, что Марко в конце концов с большой неохотой отказался от затеи с сине-белыми осликами, однако у него есть план, лишь немногим уступающий по эксцентричности первоначальному.
— Вы ведь знаете, что у его отца есть типография, да? — говорила она. — Так вот, он задумал отпечатать несколько тысяч греческих флажков, выйти с ними в море на своей яхте и разбросать их на воде, чтобы королевское судно плыло по ковру из флажков, ну?
Яхта Марко была предметом шуток для всего Корфу; когда-то это был роскошный прогулочный катер, но Марко уснастил его таким количеством надстроек что, как справедливо говорил Лесли, катер уподобился Xpyстальному дворцу (подразумевая знаменитый в прошлом выставочный павильон в Лондоне) с сильным креном на правый борт. Всякий раз, когда Марко выходил в море, островитяне заключали пари, пытаясь угадать, когда он вернется в порт и вернется ли вообще.
— Так вот, — продолжала Лена. — Сперва ему напечатали эти флажки, а потом выяснилось, что они не держатся нa поверхности моря, просто тонут. Тогда он наделал маленькие кресты из деревянных палочек и приклеил к ним флажки, чтобы не тонули.
— Совсем недурная идея, — заметила мама.
— Если не сорвется, — сказал Ларри. — Ты же знаешь, как у Марко обстоит дело с организаторским талантом. Вспомни день рождения Константина.
Летом Марко решил устроить роскошный прием в честь дня рождения своего племянника Константина. Намечался великолепный пир с изысканными блюдами— от жареных молочных поросят до арбузов, наполненных шампанским. Были приглашены сливки корфянского общества. Вот только одна загвоздка: Марко запутался в собственных пляжах, и пока он в гордом одиночестве, в окружении съестных припасов, которых хватило бы на прокорм целой армии, сидел на пляже в южной части острова, сливки общества томились от жары и голода на крайнем севере Корфу.
— Чего уж, — Лена выразительно пожала плечами. — Все равно его теперь не остановишь. Флажки погружены нa яхту. И он послал на мыс человека с ракетой.
