Гордяев скривился. Ему явно нужен был быстрый ответ. Только более полный.
– Но в принципе ты согласен?
Шадрин вежливо улыбнулся.
– Я же сказал – подумаю.
И встал. Торпеды его мигом подобрались.
Гордяев не стал спрашивать – как долго Леонид собирается думать. Он молчал минут пять, не меньше – шаги Шадрина давно стихли за дверью директорского офиса, Самохвалов перебрался с дивана в углу ближе к шефу, а Гордяев все молчал и молчал.
– Ну? – наконец осведомился Гордяев. – Что скажешь, мыслитель?
– Он согласится, – не задумываясь предрек Самохвалов. – Не знаю на каких условиях, но согласится. Но, шеф, имейте в виду: в ключевой момент вам нужно будет внимательно отследить, чтоб Шадрин не прыгнул в капитанское кресло сам.
Гордяев задумчиво покивал, глядя куда-то сквозь Самохвалова и сквозь дверь офиса. В пустоту за зеркалом мира.
– А скажи-ка… – он помедлил, и в конце концов сконцентрировал взгляд на Самохвалове. – У тебя есть какое-нибудь объяснение действиям капитана?
Самохвалов чуть заметно улыбнулся. Есть ли у него объяснение? Конечно, есть, он же мыслитель. Вот только… наверное, излишне называть это таким мощным словом. «Объяснение». Скорее, догадки, ничем, к сожалению, не подкрепленные.
– Что именно вы хотите узнать, шеф? – осторожно справился Самохвалов.
– Почему Сава ограничил вахты? Что это ему дает?
Самохвалов пожал плечами:
– Полагаю, более полный контроль над кораблем. Чем больше людей вливается в управление, тем труднее капитану держать их в узде. Другого объяснения я не вижу. И не вижу другого выхода для капитана.
– Но ведь какая-то часть наших людей все равно заступает на вахты! Хотя, я уверен, корабль бы действовал и без этого. Какой смысл ему вообще их пускать? И потом, чего он ждет? Мы оторвались от чужих, самое время двинуть куда-нибудь…
– Куда? – вкрадчиво спросил Самохвалов.
Шеф запнулся. А в самом деле – куда?
Он не видел никакой цели перед собой. Чем можно заняться, обладая таким кораблем? Можно воевать, но зачем? И ради чего? Можно захватывать и покорять миры, но опять же зачем? Все, о чем можно мечтать, реализуемо прямо здесь, на корабле. Для этого не нужно никуда летать и ни с кем драться.
Можно слетать к Земле…
Гордяев мрачно взглянул на своего консультанта. Тот, прищурив глаз, ел начальство взглядом.
– Черт побери! А ведь ты прав. Я не знаю что делать с капитанством! И меня привлекает в капитанстве только то, что доступ к вахтам в этом случае попадал бы под мой контроль, ну, и еще осознание того, что никого выше меня на «Волге» не останется. Но это все.
Гордяев задумался, выцедил полбокала коньяку, закусил ветчинкой и вновь обратился к Самохвалову:
– А что бы делал на месте капитана ты?
– Не знаю, шеф, – честно ответил Самохвалов. – Я убежден, что капитан знает о чем-то таком, о чем не знаем мы. Знает только потому, что он капитан. И именно это знание диктует ему теперешнюю линию поведения. Пока этим знанием не будем владеть мы – бесполезно гадать, что капитан измыслит завтра.
Гордяев пристально смотрел консультанту в глаза.
«А ведь он снова прав, тысяча чертей! – подумал шеф директората. – Как бы все это выяснить?»
И понял, что выход есть только один.
Стать капитаном.
– Собирай директорат. – велел он голосом, в котором враз прорезались жесткие нотки. – Только Маленко не зови… И помнишь еще, что ты мне на ушко шепнул? Про подслушивание…
– Помню, – ответил Самохвалов и потянулся в карман, к коммуникатору, похожему на обычную трубку спутниковой связи.
45. Роман Савельев, капитан, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
Я их вызвал на семнадцатые сутки дрейфа. Когда улеглись первые волнения среднего звена и когда угомонились бандиты, лишенные удовольствия беспрепятственно сливаться с кораблем.
Может быть, не стоило ограничивать простой экипаж? Даже не знаю…
Мы висели в космической пустоте, от ближайшей звезды нас отделяло несколько миллиардов километров. Задворки галактики, разреженный хвост спирального рукава, еще большее захолустье, чем родина человечества. Земля – по ту сторону бездны, за центром галактики, где звезд столько, что понятие «ночь» расам оттуда просто недоступно.
Там родина азанни и цоофт, разумных птичек из союза.
А здесь – глухой и забытый разумными угол. Мы первые из людей, кто забрался в космос так далеко от старушки-Земли.
Я вздохнул.
Да, дядя Рома. Познал ты прихотливость изгибов судьбы… Был тихим и незаметным старателем с тихой и незаметной планеты. А теперь – вынужден решать. За других. Как это тяжко, оказывается…
Я не согласился устроить совет в режиме подключения к кораблю. По-моему, правильно. Надо, черт побери, подольше оставаться человеком. И мне, и им.
Может быть, это единственный шанс.
Они входили в капитанскую рубку – парами, тройками, и никто – в одиночку. Цвет моего экипажа. Мои друзья.
Суваев и Зислис. Юлька с Риггельдом. Яна и Смагин. Хаецкие, Прокудин и Мустяца. Чистяков, Фломастер, Яковец и Ханька… Сергей Маленко из директората.
Те, кому я мог доверять. Пятнадцать человек из пятнадцати тысяч.
Жаль, нет среди них Василевского и Шумова. Первый упокоился на своей заимке еще в самом начале этой невеселой истории, а второй сгинул на необитаемой луне Волги. Возможно, он до сих пор жив. В таком случае у него неплохие шансы дотянуть до пограничных рудников Пояса Ванадия и поведать людям жутковатую историю гибели целой планеты. Если, конечно, его корабль уцелел и если у него хватит горючки.
Они садились к заранее выращенному столу – круглому, как гриб. Они были сосредоточены и серьезны.
Они ждали. Правильно ждали.
Я не мог больше решать в одиночку. Даже капитану нужен дельный совет.
– Яна, – сказал я и Шепеленко преданно на меня уставилась. Хотя, наверное, мне только кажется, что преданно. Просто посмотрела – вопросительно и не без уважения. Спасибо и на том.
– Яна! Надеюсь, ты позаботилась, чтоб нас не подслушали?
– Конечно, кэп! – Янка выглядела слегка задетой. – Даже сдублировала защиту. На всякий случай.
Я, понятное дело, тоже этим озаботился – и по секрету скажу, что капитанские возможности куда шире, чем возможности старшего информатика. Но корабль – такая странная штука, что лишний раз обезопасить себя не помешает. Он меняется, наш корабль, наш теперешний дом, меняется ежесекундно. Как живое существо.
– Хорошо, – вздохнул я. – Надеюсь, ничьи посторонние уши не кроются по углам…
